Георг Людвиг Гессен-Дармштадтский

Георг Людвиг Гессен-Дармштадтский (нем. Georg von Hessen-Darmstadt; 25 апреля 1669 — 14 сентября 1705) — принц Гессен-Дармштадтский, вице-король Каталонии в 1698—1701 годах, главнокомандующий австрийской армией в начале Войны за испанское наследство (1701—1705), губернатор Гибралтара с 4 августа 1704 по 13 сентября 1705, имперский фельдмаршал (13 сентября 1699), испанский генерал-капитан.

Биография

в Дармштадте. Он был вторым ребёнком в семье ландграфа Гессен-Дармштадтского Людвига VI и его второй жены Елизаветы Доротеи Саксен-Готт-Альтенбургской. В семье уже рос его родной старший брат Эрнст Людвиг, а также шестеро детей отца от первого брака. Отец умер за день до его девятилетия, и последующим воспитанием занималась мать.

В 1686 году он совершил традиционный гран-тур во Францию, где властвовал тогенному делу.

Военная карьера

Во время турецкой войны сражался с турками командованием Евгения Савойского. Участвовал в битве при Мохаче в августе 1687 года. В 1688 году 19-летний Георг стал полковником.

Впоследствии присоединился к армии Вильгельма Оранского и участвовал в его ирландской кампании 1690 года. В 1692 году присоединился к австрийской армии, где получил звание фельдмаршала. Во время Девятилетней войны воевал на стороне Аугсбургской лиги.

В 1695 году был послан императором Леопольдом I в Испанию во главе 2 000 немецких солдат с целью помочь Каталонии в борьбе против французов. В 1697 году возглавлял оборону Барселоны, которую осадили французские войска под командованием Луи Жозефа де Вандома с суши и адмирала Виктора-Мари д’Эстре с моря. После 52 дней обороны город сдался по указанию Мадрида и вопреки воле Георга.

После войны он был награждён в Испании и сделан рыцарем ордена Золотого руна в том же 1697 году. После ухода французских войск стал вице-королём Каталонии и в документах записывался как Хорхе Дармштадтский. Некоторое знание каталонского языка и ряд проведённых им реформ сделали принца очень популярным среди народа. В 1699 году был назначен генералом кавалерии.

В 1700 умер король Испании Карл II, не оставив прямых потомков и указав преемником своего внучатого племянника, Филиппа Анжуйского из династии Бурбонов. Габсбурги хотели видеть на испанском престоле представителя своего рода. Георг был заменён на пробурбонского вице-короля Луиса Антонио де Портокарреро, и принц вернулся в Австрию.

Император поручил ему вести переговоры с Англией и Португалией о поддержке претензий своего сына Карла на трон Испании. После начала военных действий в борьбе за испанское наследство Георг был назначен главнокомандующим австрийских сил в поддержке эрцгерцога Карла в Испании. В 1704 году с 1800 воинами, преимущественно английскими и голландскими морскими пехотинцами, захватил крепость Гибралтар.

В 1705 году вернулся в Каталонию, где возглавил осаду Барселоны. Был убит 14 сентября 1705 года в битве за Монжуик. Тело принца было забальзамировано и похоронено в церкви Església dels Josepets de Gràcia. Его сердце в 1711 году было перевезено в родной Дармштадт, где и хранится до сих пор в местной Stadtkirche.

Память

• В честь Георга названа улица Carrer del Príncep Jordi в Барселоне вблизи площади Испании в округе Сен-Монжук.

Отрывок, характеризующий Георг Людвиг Гессен-Дармштадтский

С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.