Гидаль, Максимен-Жозеф Эммануэль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Максимен-Жозеф Эммануэль Гидаль
фр. Maximin-Joseph Emmanuel Guidal
Принадлежность

Франция Франция

Звание

генерал-майор

Максимен-Жозеф Эммануэль Гидаль (фр. Maximin-Joseph Emmanuel Guidal; 1764—1812) — французский генерал эпохи Наполеоновских войн.



Биография

Максимен-Жозеф Эммануэль Гидаль родился 31 декабря 1764 года в Грасе в семье буржуа.

Военную службу начал простым солдатом и дослужился до генерал-майора. Впервые отличился при подавлении восстания вандейцев, уничтожив отряд роялистов, под командованием эрцгерцога Карла Австрийского[1].

Гидаль был человеком гордым и упрямым, вследствие чего, постоянно имел столкновения с военными министрами и, будучи ярым республиканцем, не желал подчиняться Наполеону. Не скрывая своей антипатии, он открыто высказывал весьма резкие о нём суждения, за что и был заключен в тюрьму, но с учетом боевых заслуг перед Францией вскоре был освобождён[1].

В 1812 году, приняв участие в заговоре под руководством республиканского генерала Клод-Франсуа Мале против Бонапарта, Гидаль вновь был арестован, приговорен вместе с генералом Мале и генералом Виктором Лагори к смертной казни и был расстрелян на Гренельском поле 29 октября 1812 года. Идя на казнь, Гидаль, в противоположность своим товарищам, не сумел сохранить хладнокровия и громко проклинал Наполеона[1].

Согласно Военной энциклопедии Ивана Сытина, Максимен-Жозеф Эммануэль Гидаль в армии не пользовался популярностью ни как человек, ни как военачальник[1].

Напишите отзыв о статье "Гидаль, Максимен-Жозеф Эммануэль"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Гидаль // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  2. </ol>

Литература

Отрывок, характеризующий Гидаль, Максимен-Жозеф Эммануэль

– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».