Гидротипная печать

Гидроти́пная печа́ть, гидроти́пия (от др.-греч. ὕδωρ — вода и τύπος — отпечаток) — субтрактивная технология цветной фотографии, основанная на эффекте образования рельефного изображения на задубленном желатиновом слое. Печать позитивного изображения происходит водорастворимыми красителями, которыми пропитаны желатиновые рельефы. За пределами России процесс известен под названием «Техниколор».

История

Процесс гидротипии разработан в конце 1920-х годов компанией «Техниколор» специально для использования в цветном кинематографе. Вскоре гидротипная печать заменила сложную пигментную фотопечать и получила распространение в цветной фотографии. В 1928 году Эдмонд Уилер на основе процесса «карбро» предложил способ контактного отбеливания, ставший популярным вариантом гидротипной фотопечати под названием «дайбро» (англ. Dyebro). Однако, наиболее широкое распространение получила технология, разработанная компанией Eastman Kodak, и основанная на дубящем отбеливании хромовокислыми солями. Цветную фотопечать гидротипным способом на бумаге использовали в 1940-50-х годах. Бумага для гидротипной печати содержала специальные вещества — фиксаторы, способствовавшие закреплению на ней красителя и служащие большей его сохранности.

Однако, наибольшую известность и распространение гидротипия получила, как технология изготовления цветных фильмокопий в кинематографе. Первая успешная технология цветного кино разработана в конце 1920-х годов американской фирмой «Техниколор» (англ. Technicolor). Технология цветного кинематографа «Супер Синеколор» также частично использовала гидротипную печать для нанесения жёлтой краски на цветные фильмокопии, полученные виражным способом на двухсторонней киноплёнке «дипо-фильм». В кинематографе гидротипный процесс сохранял своё значение до конца XX века и применялся до 2002 года для изготовлении прокатных фильмокопий. Высокая устойчивость красителей, применяемых при гидротипной печати, позволяет использовать полученные фильмокопии в качестве эталона при последующей реставрации фильмов. Однако, главным достоинством при массовой печати фильмов считалось практически полное отсутствие во всём процессе серебра и ненужность его регенерации.

Технология

Гидротипная печать основана на впитывании красителей желатиновым слоем матриц. Прижатие пропитанной матрицы к бумаге или другому слою желатины приводит к переносу красителя. Его количество и интенсивность окраски изображения регулируются толщиной желатины матрицы. Более тонкий слой впитывает меньше красителя, давая бледный тон на отпечатке, тогда как наибольшая толщина соответствует максимальной насыщенности. Гидротипные матрицы представляют собой желатиновый рельеф, толщина которого пропорциональна полутонам изображения и интенсивности окраски его соответствующих участков. Рельеф образуется дублением желатины в местах, соответствующих наиболее интенсивной окраске. Незадубленная желатина соседних слабо окрашенных деталей растворяется водой при температуре выше +40° C. Исторически первый гидротипный процесс был основан на дублении хромированной желатины, экспонированной ультрафиолетовым излучением. Позднее рельеф вымывания стали получать на специальных матричных желатиносеребряных эмульсиях при помощи дубящего проявления специальным пирогаллоловым проявителем. Другой способ давал рельеф на проявленной обычным способом эмульсии при её отбеливании дубящим отбеливателем с хромовыми солями аммония.

Для получения цветных изображений по этому способу необходимо наличие трёх цветоделённых негативов, с которых производится печать матриц. После обработки матриц они окрашиваются в дополнительные цвета и с них производится последовательный перенос красителя на специальную киноплёнку типа «бланкфильм» с приёмным желатиновым слоем, или на бумагу. Наибольшее распространение гидротипный процесс нашёл в кинематографе для изготовления цветных совмещённых фильмокопий, благодаря возможности достижения высококачественной цветопередачи и изготовления оптической совмещённой фонограммы, состоящей из металлического серебра, а не красителей, как у многослойных позитивных киноплёнок. Такая фонограмма хорошо задерживает ультрафиолетовое излучение и печатается фотографическим способом на чёрно-белый светочувствительный бланкфильм. После проявления фонограммы, бланкфильм готов к печати на нём изображения красителями.

Гидротипный процесс в цветном кинематографе

Первоначально для получения кинофильма по гидротипному способу, киносъёмка проводилась одновременно на две, а с развитием технологии «Техниколор» — на три негативных киноплёнки через три светофильтра, соответствующих основным цветам. С полученных цветоделённых негативов печатались позитивные матрицы, пригодные для гидротипной печати. Однако, такой процесс слишком неудобен для съёмки из-за сложности и громоздкости трёхплёночных киносъёмочных аппаратов. Поэтому с момента появления цветных многослойных негативных киноплёнок, съёмка проводится на одну плёнку, с которой возможна печать как непосредственно на многослойную позитивную киноплёнку, так и гидротипным способом. Для гидротипной печати с цветного негатива последовательно печатаются три чёрно-белых цветоделённых позитива, каждый через свой цветной светофильтр. В результате цветоделения, каждый позитив содержит лишь одну цветную составляющую изображения: красную, зелёную или синюю. С цветоделённых позитивов печатаются чёрно-белые дубльнегативы.

С дубльнегативов на специальной матричной плёнке производят печать трёх цветоделённых дубльпозитивов, которые подвергают специальной обработке: желатина эмульсии задубливается. В результате в экспонированных при печати местах изображения желатина затвердевает и становится нерастворимой в горячей воде, причём, толщина задубленного слоя пропорциональна экспозиции, то есть количеству проявленного металлического серебра. Незадубленная желатина и серебро удаляются из эмульсии и после этого каждый из трёх дубльпозитивов представляет собой желатиновое рельефное изображение, соответствующее красной, зелёной и синей составляющим цветного изображения. Непосредственная печать матричных позитивов с цветного негатива невозможна вследствие узкой спектральной чувствительности ортохроматической матричной плёнки. Поэтому в случае печати за красным светофильтром, несенсибилизированная матричная плёнка не получит вообще никакой экспозиции, поскольку красный свет для неё является неактиничным.

Процесс задубливания желатины может осуществляться как при проявлении (дубящее проявление), так и при отбеливании. В СССР при массовом тиражировании цветных фильмов применялось дубящее отбеливание, как наиболее предсказуемый и технологичный процесс. Полученные матрицы окрашиваются в цвета, дополнительные к цвету цветоделённого изображения матрицы. Красная матрица окрашивается голубым красителем, зелёная — пурпурным, а синяя — жёлтым. На специальную позитивную чёрно-белую киноплёнку печатается контрастное изображение фонограммы и рамки, ограничивающие кадр. Эта плёнка с фонограммой называется бланкфильмом. В ранних версиях гидротипного процесса на бланкфильме печаталось слабое черно-белое изображение для повышения общей чёткости и маскировки неточностей совмещения цветов. Но в дальнейшем от этого отказались, чтобы повысить цветовую насыщенность.

На подготовленный бланкфильм производят поочерёдный перенос красителя с трёх окрашенных матриц путём прижима матриц к бланкфильму. Печать с матриц является самым ответственным моментом и производится на специальных гидротипных машинах сложной конструкции. Важнейшей частью гидротипной машины является контактирующее колесо с зубьями высокой точности изготовления. Это требуется для корректного совмещения гидротипных матриц с бланкфильмом, влияющего на резкость получаемой фильмокопии и совмещение цветных контуров. В результате диффузии краситель с матрицы переходит в желатиновый слой бланкфильма, при этом интенсивность окрашивания зависит от толщины рельефа, образуя полутоновое цветное изображение. Красители, используемые в гидротипном процессе, подвержены выцветанию в гораздо меньшей степени, чем красители многослойных позитивных плёнок хромогенного типа. Кроме того, цвет таких красителей точнее, чем образующихся в процессе цветного проявления, что расширяет цветовой охват.

Гидротипная фотография

Гидротипный фотопроцесс пригоден также для печати цветных фотографий с цветоделённых позитивов. Он заменил большинство вариантов очень сложной и дорогостоящей пигментной печати, уступая ей однако в долговечности. Достоинством гидротипной печати по сравнению с пигментной является отсутствие этапа переноса окрашенных желатиновых слоёв на другую подложку. После распространения многослойных хромогенных фотобумаг в 1950-х годах вышел из употребления. Тем не менее, фотографии, отпечатанные гидротипным способом, значительно более долговечны, чем хромогенные отпечатки, особенно на ранних фотобумагах 1940-х годов. Среди галеристов гидротипные отпечатки ценятся выше традиционных, хотя и уступают в стойкости красителей пигментным отпечаткам.

Гидротипный способ позволяет получать до 30 цветных фотокопий с одного комплекта матриц до их износа. Для получения каждого отпечатка необходимо снова окрашивать матрицу. При этом серебро расходуется только в процессе получения матриц, а печать ведётся бессеребряным способом. Печать матриц могла вестись как с цветных негативов на многослойных плёнках, так и с раздельных, снятых специальными фотоаппаратами с оптическим цветоделением. Однако, в послевоенные годы отечественной промышленностью не выпускалась листовая матричная плёнка, необходимая для изготовления матриц.

О названиях

В англоязычной литературе встречается два основных термина, непосредственно связанных с гидротипным процессом:

• Imbibition process — буквально, «процесс впитывания».
• Dye-transfer process

В СССР

• В 1938 году П. М. Мершин получил авторское свидетельство на разновидность гидротипного способа изготовления цветных фильмокопий.
• В 1930-х годах заводом Ленкинап.
• В СССР одной из первых гидротипную печать цветных фильмокопий в 1956 году освоила Ленинградская кинокопировальная фабрика.

См. также

• Пигментная фотопечать
• Хромогенный фотоматериал

Литература

• Н. Агокас «Фотоцвет» или гидротипия? (рус.) // Советское фото : журнал. — 1961. — № 3. — С. 30, 31.

• Сим. Р. Барбанель, Сол. Р. Барбанель, И. К. Качурин, Н. М. Королёв, А. В. Соломоник, М. В. Цивкин. [www.planetavideo.ru/books/s-m-provornov-kinoproektsionnaya-tekhnika-razdel-1/stranica-1 Кинопроекционная техника] / С. М. Проворнов. — 2-е изд.. — М.,: «Искусство», 1966. — 636 с.
• Е. А. Иофис. Процесс фильмокопирования // [www.leonidkonovalov.ru/cinema/bibl/kf_procces.pdf Кинофотопроцессы и материалы]. — 2-е изд. — М.: «Искусство», 1980. — С. 190—194. — 239 с.

• Е. А. Иофис. Глава VII. Позитивный процесс // Киноплёнки и их обработка / В. С. Богатова. — М.,: «Искусство», 1964. — С. 175—230. — 300 с.

• Е. А. Иофис. Фотокинотехника / И. Ю. Шебалин. — М.,: «Советская энциклопедия», 1981. — С. 61, 62. — 447 с.

• Владимир Климов [ttk.625-net.ru/files/605/531/h_9945b013ae5206957ca9ce0803f31e99 След на матрицах] (рус.) // «Техника и технологии кино» : журнал. — 2008. — № 1.

• Н. Николаев Озобром (рус.) // «Советское фото» : журнал. — 1961. — № 11. — С. 32—33. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0371-4284&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0371-4284].

• Ю. А. Петренко Состояние и перспективы развития гидротипного способа печати цветных фильмов на Ленинградской кинокопировальной фабрике (рус.) // «Техника кино и телевидения» : журнал. — 1980. — № 11. — С. 25—29. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0040-2249&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0040-2249].

• В. В. Пуськов. Методы цветной фотографии // Краткий фотографический справочник / И. Кацев. — М.: Госкиноиздат, 1952. — С. 315—322. — 423 с. — 50 000 экз.

• А. В. Редько. Основы чёрно-белых и цветных фотопроцессов / Н. Н. Жердецкая. — М.: «Искусство», 1990. — 256 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-210-00390-6.

Отрывок, характеризующий Гидротипная печать

Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.