Гильзейское княжество

Гильзейское княжество — феодальное государство, существовавшее в территории Афганистана в XVIII—XIX веках. Княжество со столицей в Кандагаре было создано пуштунами (племя гильзаи), поднявшими восстание и отделившимися от Персии в 1709 году. В 1737 году Гильзейское княжество было разгромлено иранским шахом Надиром.

История

Зарождение феодальных отношений среди пуштунских племён создало предпосылки для образования государства. Первые афганские ханства на племенной основе стали играть заметную политическую роль с XVI—XVII вв. на фоне кризиса империи Великих Моголов и феодальных междоусобиц в Средней Азии. С середины XVII в. племена абдали (Герат) и гильзаев (Кандагар) оказались под властью сефевидского Ирана. В начале XVIII века, гильзаи во главе с Мир Вайсом провозгласили Кандагар центром независимого государства и атаковали Иран, где сын Мир Вайса — Мир Махмуд захватил Исфахан и провозгласил себя в 1722 году шаханшахом. Вплоть до 1729 года, когда Надир-шах восстановил на троне шаха Тахмаспа, афганские предводители, сменяя друг друга в междоусобных схватках, находились в Исфахане. Но в конечном счете, из-за противоречий между племенами весь Афганистан был включен в державу Надир-шаха.

Правители

Южный Афганистан. Столица Старый Кандагар, в 6 милях к северо-западу от будущей столицы Канадгарского княжества города Кандагара.

• Мир Вайс Гильзай (1709 — 1715).
• Мир Абд аль-Азиз, брат (1715 — 1716).
• Мир Махмуд, сын 1 (1716 — 1725, шах Ирана в Исфахане с 1722).
• Мир Хусейн, брат (1725 — 1738).
• Мир Ашраф, кузен (шах Ирана 1725 — 1729).
• 1738 — завоевание Надир-шахом.

Отрывок, характеризующий Гильзейское княжество

Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.