История Афганистана
Содержание
Предыстория
- XVII в. до н. э. — на территорию Афганистана с севера вторгаются индоарийские племена, сформировав историческую область Гандхара
- VI в. до н. э. — территория Афганистана входит в состав империи Ахеменидов
- В IV в до н. э. территория Афганистана была захвачена войсками Александра Македонского и впоследствии вошла в состав государства Селевкидов.
- Греко-бактрийское царство, которое было захвачено юэчжами
- I-V век — Кушанское царство начало распространение буддизма
- V век — на территории Афганистана обосновались эфталиты
- VI — территория Афганистана вошла в состав государства Сасанидов позже в государства Саманидов
- VII—VIII — Арабское вторжение в Афганистан
- XI — в составе государства газневидов
- 1148—1206 — Гуриды
- XIV веке территория Афганистана входит в состав тюрко-монгольской империи Тимуридов. В Герате располагается второй центр этого государства. Последний Тимурид и основатель Могольской империи Бабур, разбитый золотоордынскими Шейбанидами, основывает в XVI веке новую империю с центром в Кабуле, откуда он совершает победоносные походы в Индию. Вскоре Бабур переселяется в Индию, а территория Афганистана входит в состав шиитского Ирана Сефевидов.
- XVIII век — образование феодальных афганских ханств.
В 1709 пуштунские племена подняли восстание против Ирана и образовали Гильзейское княжество со столицей в Кандагаре, которое было разгромлено в 1737 иранскими армиями Надир-шаха.
Дурранийская держава
После распада Ирана в 1747 Ахмад-Шах Дуррани основал первое Афганское государство со столицей в Кандагаре. На совете старейшин племен (Лойя Джирга) он был провозглашён шахом. При его сыне Тимур-шахе (1773—1793) столица государства была перенесена в Кабул. Следующим правителем Афганистана стал Земан-шах (1793—1801), свергнутый своим братом Махмудом.
Британская колониальная экспансия
В 1838 Афганистан подвергся английской колониальной экспансии. В 1839 англо-индийские войска (12 тысяч солдат) взяли Кандагар, а затем и Кабул. Афганский эмир уклонился от сражений и ушёл в горы. В 1841 в Кабуле начались антибританские волнения. В следующем году англо-индийская армия отступила в Индию, однако была перебита афганскими партизанами. Британия ответила карательным рейдом.
Первая англо-афганская война
Поводом для начала первой англо-афганской войны стала командировка в 1837 году поручика Виткевича в качестве русского резидента при захватившем власть в Кабуле Дост Мухаммеде. Тот уже в течение десятка лет воевал со своим родственником Шуджой-шахом, базировавшимся в Индии и поддерживавшимся Британией. Лондон расценил миссию Виткевича как намерение Петербурга укрепиться в Афганистане с перспективой проникновения в Индию.
Военные действия начались в январе 1839, когда англо-индийская армия в составе 12 тысяч бойцов, 38 тысяч прислуги и 30 тысяч верблюдов вошла в Афганистан через Боланский перевал. Вначале Дост Мухаммед смог выставить 12 тысяч конников, 2,5 тысячи пехоты и 45 арт. орудий. 25 апреля англо-индийские войска без боя взяли Кандагар и пошли на Кабул. Первое серьёзное сопротивление афганцы оказали только у Газни (140 км к юго-западу от Кабула). Крепость защищал отборный трехтысячный гарнизон под командованием Хайдер-хана, однако она была взята. 7 августа 1839 англичане и индийцы без боя взяли Кабул. На тамошнем престоле воцарился эмир Шуджа-шах. Бывший эмир Дост Мухаммед ушёл в горы с 350 бойцами.
Война довольно легко была выиграна англичанами, индийцами и Шуджой-шахом. Однако афганские феодалы прохладно, если не сказать больше, отнеслись к Шудже. Через два с небольшим года они инспирировали волнения, а 2 ноября 1841 устроили резню в Кабуле. Среди убитых британцев был и посол Бернс. Британцы не ответили немедленными мерами, и афганцы, расценив это как слабость, устроили резню англичан и в других частях Афганистана. 30 декабря 1841 британцы договорились с вождями афганских племён — те обещали за выкуп пропустить англо-индийские войска в Индию (в начале этих недельных переговоров афганцы отрубили голову британскому парламентеру и носили её по улицам Кабула).
В начале января 1842 англичане и индийцы выступили из Кабула в направлении Джелалабада, и когда они вошли в горы, афганцы напали на них и перебили. Из 16 тысяч англичан и индийцев (из них бойцов было 4 тысячи) спасся лишь один человек — доктор Брайдон, который 14 января добрался до Джелалабада, где стояла англо-индийская бригада. Командир бригады послал известие в Калькутту, и были организованы две карательные экспедиции — по дивизии из Кветты в Кандагар и через Джелалабад на Кабул. Через 8 месяцев, 16 сентября 1842, обе дивизии взяли Кабул. Оттуда были посланы карательные отряды в окрестности.
Подавив восстания афганцев, Британия воздержалась от оккупации Афганистана. Она предпочла метод подкупа и интриг, и вновь занявший престол Дост-Мухаммед не предпринял никаких попыток сближения с Россией и заключил мирный договор с Британией.
Вторая англо-афганская война
Статус-кво сохранялся почти 40 лет, пока не началась очередная русско-турецкая война 1877—1878. Британия была недовольна успехами русских войск в этой войне — русские войска подходили к Константинополю. В ответ на это недовольство Лондона Петербург решил провести демонстрацию в Туркестане, дабы повлиять на лондонский кабинет видимостью угрозы Индии.
Находившимся в Туркестане русским войскам было приказано выступить тремя колоннами на Чарджуй, Балх, Читрал. В Кабул была послана миссия во главе с генералом Столетовым. Эмир Афганистана Шер-Али-хан 17 июля 1878 принял миссию с величайшими почестями и по его выражению «отдал ключ от Индии в руки России». Генерал Столетов пообещал эмиру щедрую военную и материальную поддержку и посоветовал не пускать в страну британское посольство, снаряженное британским правительством после известия о миссии Столетова.
Эмир последовал русскому совету, и началась вторая англо-афганская война. Британцы вошли в Афганистан в ноябре 1878 тремя колоннами — Пешаварской генерала Брауна (16 тысяч при 48 орудиях), Курамской генерала Робертса (6 тысяч при 18 орудиях) и Кандагарской генерала Стюарта (13 тысяч при 32 орудиях). Первые две колонны имели целью Кабул, третья — Кандагар и Герат. В ноябре-декабре первые две колонны заняли районы Джелалабада и Хоста, третья 27 декабря взяла Кандагар.
Эмир Шир-Али бежал на север Афганистана в Мазар-и-Шариф, где умер. Его преемник (сын) Якуб-хан отказался от сопротивления и 15 мая 1879 подписал мир, по которому афганское правительство теряло право на ведение какой-либо внешней политики иначе, как при посредничестве правительства Британии, а все стратегические проходы между Афганистаном и Индией передавались последней.
Однако в сентябре 1879 Якуб-хан был свергнут его братом Эюбом. А в январе 1880 возник ещё один претендент на афганский престол — Абдуррахман-хан, племянник Шир-Али, проживавший с 1870 в Самарканде. Он сверг Эюба, провозгласил себя эмиром и был признан британцами — в обмен на приверженность договору мая 1879. Абдуррахман вскоре обратил свой взор на север, вступив в боевые действия против русских войск. Однако в марте 1885 был разбит генералом Комаровым в районе Кушки. У русских было 1 800 бойцов и 4 орудия, афганцев — 4 700 и 8 орудий. Потеряв более тысячи убитыми и все орудия, афганцы бежали восвояси.
При Абдур-Рахмане (1880—1901) Британия и Россия совместно определили границы Афганистана, существующие и поныне.
Англичанам удаётся в результате дипломатических интриг отторгнуть от Афганистана территорию так называемого Пуштунистана (ныне Хайбер-Пахтунва, северо-западная провинция Пакистана).
К 1895 оформляется территория современного Афганистана в результате завоевания узбекских, таджикских, хазарейских и прочих земель эмиром Абдур-Рахманом. Это изменяет национальный состав Афганистана, где пуштуны (афганцы) теперь составляют не более 50 % населения.
Независимый Афганистан
В 1919 Аманулла-хан провозгласил независимость Афганистана от Великобритании. Власти Советской России приветствовали этот акт. После очередной англо-афганской войны Великобритания признала его независимость.
После второй войны афганцы опять почти 40 лет не тревожили британцев и индийцев, пока 21 февраля 1919 третий сын правящего тогда эмира Афганистана, Аманулла, не убил своего отца. Подавив попытку своего дяди Насруллы-хана взять власть и вступив на престол, Аманулла немедленно объявил джихад — «священную войну» против Британии, провел мобилизацию и двинул на Индию 12 тысяч регулярных бойцов и 100 тысяч партизан-кочевников.
Боевые действия начались 3 мая 1919 года — афганцы напали на пограничный пост в Хайберском проходе. Британцы ответили воздушной бомбардировкой Кабула. Затем 11 мая 1-я индийская пехотная дивизия при поддержке 1-й кавбригады атаковала афганские войска в Хайберском проходе и обратила их в бегство. В тот же день британская авиация бомбила Джелалабад. В результате на этом направлении афганцы были совершенно деморализованы и подавлены. Однако в районе Хоста крупные отряды партизан под командованием генерала Надир-шаха 23 мая вторглись в Индию. Они заняли железнодорожную станцию Таль, окружили два пехотных батальона, кавэскадрон и батарею. Но 1 июня в бою с пехотной бригадой генерала Дауэра афганцы потерпели тяжелое поражение и отошли в Афганистан (подробнее смотри статью Третья англо-афганская война).
Аманулла запросил мира. 8 августа 1919 года был подписан прелиминарный (предварительный) мирный договор, давший Афганистану право на внешние сношения, но оставивший в силе все остальные пункты предыдущего договора 1879 года, кроме отмены ежегодной британской субсидии Афганистану в размере 60 тысяч фунтов стерлингов. До 1919 эта субсидия составляла примерно половину бюджетных доходов Афганистана.
В октябре 1919 Аманулла-хан отправил свои войска в Мерв (ныне — Мары, Туркменистан) и изгнал оттуда местный Совет. Аманулла также предложил военную помощь против большевиков Фергане — на условиях присоединения её к Исламской Центральноазиатской Федерации, которую задумал основать афганский император. Однако из этой затеи ничего не вышло — красные войска успешно продвигались в Средней Азии, и Аманулла не рискнул сразиться с ними и вывел свои войска из Мерва.
В 1929 Аманулла-хан свергнут в результате восстания Бачаи Сакао. В том же году была предпринята неудачная попытка восстановления власти Аманулла-хана с помощью советских войск.[1] Бачаи Сакао в том же годы был свергнут Надир-ханом, заручившимся поддержкой англичан.
Бачаи Сакао — не имя, а презрительная кличка, в переводе означающая «сын водоноса». Этот узурпатор афганского престола был таджиком из бедняцкой семьи. Сам он объявил себя падишахом Хабибуллой.
В 1965 году под влиянием коммунистических идей журналист Нур Мухаммед Тараки основывает просоветскую Народно-Демократическую Партию Афганистана (НДПА), которая в 1966 раскалывается на две фракции по этническому принципу: на преимущественно пуштунский «Хальк» («Народ»), во главе с Тараки, и многонациональный «Парчам» («Знамя») во главе с Бабраком Кармалем.
Диктатура Дауда (1973—1978)
В 1973 происходит дворцовый переворот, в результате которого короля Захир-Шаха смещает его двоюродный брат принц Мухаммед Дауд, который провозглашает Афганистан республикой. Республиканский период Афганистана отличается нестабильностью и противоборством различных группировок, выражающих интересы различных этнических общин Афганистана (пуштунов, таджиков, узбеков и хазарейцев). Кроме того, в стране существуют как радикальные исламские, так и прокоммунистические силы. Как те, так и другие своей структурой и взаимоотношениями отражают существующее этническое разнообразие государства и противоречия между различными национальностями.
21 июня 1975 исламские радикалы поднимают восстание. Во главе его стоят видные деятели исламского радикализма, входящие в руководство таких организаций, как «Мусульманская молодежь». Одним из них является ставший впоследствии известным Гульбеддин Хекматияр.
Восстание в кратчайшие сроки охватывает провинции Бадахшан, Пактия, Нангархар, однако правительству Дауда удаётся его подавить.
Одновременно ситуацию пытаются дестабилизировать прокоммунистические силы, представленные НДПА. При этом НДПА имеет значительную поддержку в Вооружённых силах Афганистана.
Демократическая республика Афганистан
Саурская революция
27 апреля 1978 года в Афганистане произошла революция, в результате которой был убит прежний президент Мухаммед Дауд. Главой государства и премьер-министром становится Нур Мохаммад Тараки, его заместителем — Бабрак Кармаль, а Хафизулла Амин назначается первым заместителем премьера и министром иностранных дел. Революция стала прелюдией к гражданской войне в стране.
Афганская война
Гражданская война в Афганистане
- 1987, 30 ноября — Лойя Джирга принимает новую Конституцию, провозгласившую «политику национального примирения». Афганистан больше не называется «Демократической Республикой»: страна переименована в Республику Афганистан. Бои за Джелалабад.
- 1988, 8 февраля — на заседании Политбюро ЦК КПСС поставлен вопрос о дате «окончательного ухода Советского Союза из Афганистана», объявлена дата начала вывода советских войск — 15 мая сего года.
- 1989, 4 февраля — последнее подразделение Советской Армии покинуло Кабул.
- 1989, 14 февраля — все войска СССР выведены с территории Афганистана; республике передано всё их имущество и недвижимость. Последним, как утверждается, 15 февраля страну покинул командующий 40-й армией генерал-лейтенант Б. Громов.
- 1989, конец февраля — в Пешаваре шура представителей афганской оппозиции избрала председателем так называемого «Переходного правительства моджахедов» лидера «Альянса семи» Себгатуллу Моджаддеди. Оппозиция начала широкомасштабные боевые действия против коммунистического режима.
- 1990, 6 марта — путч министра обороны халькиста генерала Таная, который вступил в резкую военную конфронтацию с президентом Наджибуллой. Впоследствии бежал в Пакистан, перешёл на сторону талибов.
- 1991, 15 ноября — министр иностранных дел СССР Б. Панкин дал официальное согласие на прекращение с 1 января 1992 военных поставок правительству в Кабуле.
- 1992, 27 апреля — отряды исламской оппозиции вошли в Кабул, а 28 апреля в столицу прибыл Себгатулла Моджаддеди и в присутствии иностранных дипломатов получил власть из рук вице-президента прежнего режима. Он стал президентом Исламского Государства Афганистан, а также главой Совета Джихада (комиссии из 51 члена, назначенных в соответствии с Пешаварскими Соглашениями).
- 1992, 6 мая — на первом заседании Совета Лидерства принято решение о роспуске прежнего кабинета министров, возглавляемого Ф. Халекьяром. Распущен Национальный Совет, партия «Ватан» запрещена, а её имущество конфисковано. Все законы, противоречащие исламу, объявлялись потерявшими силу. Первые декреты новой власти указывали на установление в стране исламской диктатуры: закрыты университет и все развлекательные заведения, в госучреждениях вводились обязательные молитвы, запрещены все антирелигиозные книги и алкоголь, женщины оказались существенно урезаны в правах. В том же году Моджаддиди передал власть таджикской этнической группировке Бурхануддина Раббани. Однако гражданская война на этом не закончилась. Пуштунские (Гульбетдин Хекматиар), таджикские (Ахмад Шах Масуд, Исмаил-хан) и узбекские (Абдул-Рашид Дустум) полевые командиры продолжали сражаться между собой.
- К концу 1994 года авторитет Раббани как общенационального лидера настолько ослаб, что его правительство прекратило практически своё существование. Исчезла даже слабая видимость централизованного руководства. Страна по-прежнему была поделена по этническому принципу, наблюдалась классическая картина феодальных междоусобиц. Произошла полная децентрализация государственного управления, прежние экономические связи были нарушены. В этой ситуации среди пуштунов зародилось новое исламистское радикальное движение — группировка «Талибан» под руководством муллы Мохаммада Омара.
- 1996, 26 сентября — талибы выдвигаются из Сароби в сторону Кабула и захватывают его ночным штурмом. Официально объявлено, что город взят без боя. Прежнее правительство Раббани — Хекматиара спасается бегством и уходит в вооружённую оппозицию. По сути, речь идёт о приходе к власти исламских радикальных группировок, так как другие антиправительственные группировки к тому времени явно уступают радикалам в вооружении, численности и организованности.
- 1996, 27 сентября — талибы полностью заняли Кабул. Экс-президент Наджибулла и его брат Ахмадзай, скрывавшиеся в здании миссии ООН, были схвачены и публично повешены на одной из площадей столицы.
- 1996, 28 сентября — Иран, Индия, Россия и республики Средней Азии осудили казнь Наджибуллы. Администрация США и представители ООН выражают сожаление по поводу случившегося, но одновременно заявляют о готовности установить отношения с новыми властями в Кабуле.
- 1996, 29 сентября — талибы провозгласили Исламский Эмират Афганистан и объявили о создании Временного правящего совета в составе 6 членов во главе с муллой Омаром. Придя к власти, «Талибан» сумел частично стабилизировать ситуацию в стране. В то же время талибы попытались перестроить страну в соответствии со своими взглядами на исламский образ жизни. В частности «Радио Афганистан» было переименовано в «Голос Шариата» и занялось пропагандой ценностей фундаменталистского ислама в представлении «Талибана», а телевидение было запрещено как источник морального разложения. Несмотря на определённые успехи талибов их политика устроила не всех, в первую очередь представителей национальных меньшинств, так как «Талибан» в основном состоял из пуштунов.[2]
- 1996, 30 сентября — талибы предлагают Дустуму переговоры и продвигаются на север вслед за отступающими отрядами Масудом.
- 1996, 6 октября — Масуд успешно отражает наступление талибов на Панджерскую долину.
- 1996, 9 октября — встреча и братские объятия Дустума и Раббани в окрестностях Мазари-Шарифа. Почти все основные противники талибов (Ахмад Шах Масуд, Абдул-Рашид Дустум, Бурхануддин Раббани и Карим Халили) закрепились на севере, где вместе учредили свой Верховный Совет и объединили усилия для общей борьбы с Талибаном. Новая военная сила получила название Северный альянс и образовала на севере Афганистана фактически независимое в 1996—2001 годах государство, сохранившее название Исламское Государство Афганистан.
После международного вторжения
Руководство США использовало Теракт 11 сентября 2001 года как повод для вторжения в Афганистан. Целью операции стало свержение режима талибов, которые укрывали у себя террориста Усаму бин Ладена. 7 октября Афганистан подвергся массированным авиационным и ракетным ударам, которые ослабляли силы талибов и способствовали продвижению вооруженной оппозиции Северного альянса, засевшей в горах Бадахшана. 9 ноября силы вооруженной оппозиции вошли в Мазари-Шариф, а 13 ноября — в оставленный талибами Кабул. 7 декабря пал последний оплот талибов город Кандагар. Вмешательство международного сообщества не позволило Северному альянсу взять власть в свои руки. В декабре созывается Лойя Джирга — совет старейшин афганских племен, на котором председательствует пуштун Хамид Карзай (с 2004 — президент Афганистана). Тем временем НАТО оккупирует Афганистан. Талибы переходят к партизанской войне.
После свержения режима талибов в Афганистане резко увеличивается уровень наркоторговли. По данным Управления по наркотикам и преступности ООН на 2005 год на долю Афганистана приходятся 87 % мировых поставок героина (и эта доля постоянно растёт), в производство опия вовлечены многие крестьянские хозяйства. С 2007 года наблюдается снижение объёмов производства наркотиков.
19 декабря 2005 в Афганистане прошло первое за 30 лет заседание парламента — Национальной Ассамблеи Афганистана, избранной в ходе всеобщих выборов — 249 депутатов нижней палаты и 102 сенатора (старейшины). В церемонии его инаугурации участвовали вице-президент США Дик Чейни и свергнутый в 1973 году король Мохаммед Захир-Шах. Из 249 депутатов нижней палаты парламента 60 % — так называемые «моджахеды», то есть те, кто воевал против советских войск в 1980-е годы. Полевые командиры стали депутатами благодаря американской военной и финансовой помощи и неприязни мирового сообщества к движению Талибан.
2 апреля 2011 года в Кандагаре вспыхнули волнения, связанные со слухом о сожжении Корана американским пастором. В акции приняли участие несколько тысяч горожан, имели место столкновения с полицией. Главной мишенью протестующих было представительство ООН. Ранее аналогичная акция имела место в другом афганском городе Мазари-Шарифе[3]. Тем не менее, напряженность между местными жителями и международными силами имела место и ранее, когда вслед за ДТП солдаты международных сил обстреляли автомобиль, в котором погиб ребёнок и его отец[4]. Всего за время волнений в Кандагаре в начале апреля погибло около 100 человек[5]
Напишите отзыв о статье "История Афганистана"
Примечания
- ↑ [www.mgimo.ru/afghan/133091.phtml Станислав Чернявский. К 30-летию ввода советских войск в Афганистан. «Советский Лоуренс» в Мазари-Шарифе]
- ↑ Русская служба Би-би-си: [news.bbc.co.uk/hi/russian/in_depth/newsid_3441000/3441283.stm «Афганистан: краткая справка»]
- ↑ [lenta.ru/news/2011/04/02/afterburner/ Талибы присоединились к массовым беспорядкам в Кандагаре]
- ↑ [www.svobodanews.ru/archive/ru_news_zone/20110331/17/17.html?id=3542657 На юге Афганистана 2 мирных жителя погибли при обстреле военными НАТО]
- ↑ [www.rian.ru/world/20110403/360699531.html Беспорядки в Кандагаре закончились, ситуация в городе стабилизируется]
Литература
- В. М. Массон История Афганистана: В 2-х т. Т. 1. С древнейших времен до начала XVI в. / АН СССР. ИНА. — М.: Наука, 1964—464 с.: ил., карт. — Библиогр.: с. 383—406. (Совместно с В. А. Ромодиным)
- В. М. Массон История Афганистана: В 2-х т. Т. 2. Афганистан в новое время / АН СССР. ИНА. — М.: Наука, 1965—552 с.: ил., карт. — Библиогр.: с. 479—498.
- Л. Б. Теплинский СССР и Афганистан. 1919—1981. М., «Наука», 1982. — 294 стр.
Ссылки
- [www.1917.com/International/Iran/1104263867.html Классовая борьба в афганском обществе во 2-й пол. XX века]
- [svr.gov.ru/smi/2002/ros20021220.htm А.Гуськов. ПЕРВЫЙ ГЕРОЙ АФГАНСКОЙ ВОЙНЫ, Россія, Москва, 20.12.2002 г. (публикация службы внешней разведки России)]
- Джамиля [policewoman.ru/index/dzhamilja_bajjaz/0-111|Джамиля Байяз — первая афганская женщина — начальник полиции]
- [articlekz.com/node/3664 Нато в Афганистане: 10 лет присутствия]
- [www.vestnik.mgimo.ru/sites/default/files/vestnik/10/02_2010.pdf Асташин Н. А. Афганистан: разбор негативных сценариев//Вестник МГИМО, № 2/2010, с.143-152.]
- [mix.tn.kz/mixnews/kakim-afganistan-talibov-korotkie-yubki-pikniki-obochine-287688/ Каким был Афганистан до талибов: Короткие юбки, пикники на обочине и улыбающиеся дети].
Отрывок, характеризующий История Афганистана– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе. Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения. Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось. Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось. Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты. «Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы. Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока. Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении. В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного. То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости. В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала: – Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.] Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его. – Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо. – Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.] – Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.] – Mais c'est impossible. [Но это невозможно.] – Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен. Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву. – Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо. – Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен. Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях. Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее. В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать]. Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу. Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее. Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела. Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое… – Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия. Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов. – Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери. Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело. И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого. По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете. Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей: – У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату. На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного. Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь. – Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил. Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело. – Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?] Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался. – Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу. – Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она. Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может. «Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин. – Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он? – Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.] Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot. – Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он. Элен засмеялась. В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа. Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери. Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась. – Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня. – Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле. – Но, мой друг… – Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…] В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть. – Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.] – Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом. |