Пуштуны

Пуштуны

Численность и ареал
Всего: 42 млн человек Пакистан Пакистан — 28 млн чел. Афганистан Афганистан — 13 млн человек ОАЭ ОАЭ — 315,5 тыс. чел. Иран Иран — 110 тыс. чел. (1993) Великобритания Великобритания — 100 тыс. чел. Канада Канада — 26 тыс. чел. Индия — 11.086 Россия Россия - 9 800 США США — 7,71 тыс. чел. Малайзия Малайзия и Сингапур Сингапур — 5,1 тыс. чел.
Язык	пушту, также урду, дари
Религия	ислам (преимущ. суннитского толка)
Входит в	Иранские народы
Родственные народы	памирцы
Происхождение	Бактрийцы

Пуштуны, паштуны (пушту پښتون‎ зап. [paʂtun], вост. [paxtun], перс. پختون‎ [pæχtun], урду پٹھان, хинди पठान paṭhān [pəʈʰaːn]) или афганцы (перс. افغانی‎ [æfʁɒːniː]) — иранский народ, населяющий в основном юго-восток, юг и юго-запад Афганистана и северо-запад Пакистана, основными отличительными характеристиками которого служат восточноиранский язык пашто, традиции номадизма, кодекс чести Пуштунвалай и разветвлённая родо-племенная структура. Точная численность пуштунов не может быть подсчитана ввиду отсутствия переписей в Афганистане с 1979 года, но приблизительно она оценивается в 42 млн чел., из них только около 30 % проживает в Афганистане, где пуштуны — ведущий и доминирующий этнос страны.

Этнокультурная идентичность

Основными составляющими этнической идентичности пуштунов, с помощью которых они сами и вслед за ними учёные выделяют пуштунский этнос из других народов региона, являются следующие элементы традиционной культуры:

• Язык пушту (пашто) — крупнейший восточноиранский язык и второй по значимости из всех иранских после фарси, архаичностью и специфическим развитием сильно отличающийся от последнего. Несмотря на обилие диалектов, говоры пушту взаимопонятны и составляют единый язык. Единственное исключение — язык/диалект ванеци (тарино), близкородственный пушту, но довольно сильно отличающийся от него. Современный литературный пушту складывается на основе центрального диалекта
• Родо-племенная структура, резко отличающая пуштунов от таджиков, у которых она полностью отсутствует. Пуштуны — крупнейший в мире народ, обладающий родо-племенным делением. Принадлежность к определённому племени играет огромную роль во внутрипуштунских отношениях. Всего насчитывается около 60 больших племён, разделённых примерно на 400 родов. Пуштунские племена называются каум (قوم/ کوم), во главе племени стоит «хан» (خان). Племена делятся на роды — хел (جېل), возглавляемые вождями-маликами (مالک). Род состоит из кланов-семейств, старейшины которых называются спинжирай (سپینږیرئ) — «белобородый», «аксакал». Важную социальную и политическую роль играет совет старейшин племени — джирга (جرګه)
• Следование кодексу Пуштунвалай (paṧtūnwalī) — сборнику неписанных правил и обычаев, регулирующих отношения в пуштунском социуме, понятия о чести и индивидуальной благодетели.
• Обычаи кочевого скотоводства и периодического передела земли, называемого «веш» (وېش, wēš).
• В качестве пятой составляющей можно назвать суннитский ислам, которого весьма ревностно придерживается подавляющее большинство пуштунов и который часто принимает радикальные формы (ср. движение Талибан)

Процесс «пуштунизации» соседних народов, обеспечиваемый политическим и культурным превосходством пуштунов, обычно включает внедрение всех пяти компонентов: обращение в ислам (нуристанцы и некоторые дарды), включение в племенную структуру на правах отдельного племени, распространение языка пушту, первоначально как второго (пашаи, ормуры, парачи), внедрение Пуштунвалай и ве́ша.

Этноним

Термин «пашто» (paṧtō) обозначает не только афганский язык, но и саму культурную идентичность и кодекс чести Пуштунвалай. Пуштунская пословица гласит:

پښتون هغه نه دی چی پښتو وائی، خو هغه دی چی پښتو یې زده ده

Paҳtūn haγa na daγ či Paҳto wāyi, ho haγa daγ či Paҳto iə zda da

«Пуштун — это не тот, кто говорит на пашто, а тот, кто ведает Пашто».

Согласно наиболее обоснованной версии, этноним paҳtūn (мн.ч. paҳtānə) происходит от др.иран. *parswāna- «член народа parsū-» (ср. санскр. parśu- «воинственное северо-западное племя» у Панини) и таким образом входит в круг древнеиранских этнонимов со значением «бокастый», «богатырь», к которому принадлежит и имя персов.

Ситуацию несколько запутывают древние пактии (точнее «пактуи», др.-греч. Πάκτυες), фиксируемые в Индо-Гиндукушском регионе Геродотом. Народ Пактха (paktha-) упоминается уже в Ригведе (7.18.7), как одно из племён, участвовавшее в Битве десяти царей (впрочем как и Паршу-Парсу, санскр. parśu-). Популярное в прошлом возведение пуштунов к пактиям, отразившееся даже в воскрешении древних названий в именах афганских провинций Пактия и Пактика, в настоящее время отвергается: восточнопушт. [paxtun] — это вторичная форма от сохранившейся в западном диалекте [paʂtun], и пушт. -ṧt- [ʂt] регулярно соответствует др.иран. *-rs- (ср. перс. porsidan‎ и пушту puṧtəl‎ «спрашивать»). Индоарийское название пуштунов — патаны (paṭhān) — также восходит к адаптации пуштунского *paṧtan-.

Распространённый персидский экзотэтноним пуштунов — афганцы (перс. افغانی‎ [æfʁɒːniː]) известен в приложении к пуштунам с VI в. н. э. и впервые упоминается индийским астрономом Вараха Михирой в трактате Брихат-самхита в виде Avagāṇa. Китайский монах Сюаньцзан упоминает афганцев в долине реки Зхоб.

История и этногенез

Обстоятельства сложения пуштунского этноса до конца неясны. Прежде всего неясно, насколько строго на протяжении истории соответствовал пуштунам экзоэтноним афган, как и само его происхождение. В XIX в. Христианом Лассеном впервые было высказано предположение о связи позднего индоарийского avagāṇa с санскритским с аśvaka-, названием одного из племён древних камбоджей, населявших, согласно индийским источникам, северо-восток современного Афганистана, в районе Гиндукуша. Этноним Ашвака связан с санскр. аśva- «конь» и может означать как «коневоды», так и «всадники». Северо-западные земли Камбоджи и Балхики (Бактрии) славились в Древней Индии развитым коневодством. Панини помимо формы Ашвака упоминает его и в иранской форме aspa-. Древнегреческие авторы упоминают в этом регионе как аспасиев (Aspasioi, с глоссой Hippasii), так и ассакенов (Assakenoi, ср. пушту آس‎ ās «конь»).

Во время вторжения через Гиндукуш в Индию саков (т. н. индо-скифов), начавшегося во II в. до н. э., происходит миграция камбоджей на юг. Происхождение пуштунов из Бактро-Бадахшанского региона подтверждают данные языкознания, устанавливающие отдалённую связь языка пашто с памирскими языками и помещающие его в промежуточное положение между мунджанским и южнопамирскими (ишкашимским и сангличским). Раннюю же миграцию на юг подтверждают многочисленные древние заимствования в пашто из индоарийских.

В дальнейшем Индо-Гиндукушский регион становился ареной экспансии новых волн завоевателей из Средней Азии: тохаров-кушан (юэчжи, I в.н. э.), эфталитов (IV в.), тюрков-газневидов (X в.). Эти земли подчиняли Сасаниды, арабы, Саманиды. Предполагается, что все они так или иначе оставили след в этногенезе пуштунов.

Островком среди Индо-Гинудкушского региона, где вследствие многочисленных завоеваний этническая ситуация была очень нестабильна, оказались горы между Индом, Кабулом и бассейном Гильменда, названные Сулеймановыми (в основном на территории современного Пакистана, в области Вазиристан), которые стали исторической прародиной пуштунских племён, где их практически не затронуло арабское завоевание. Имя афганцев в мусульманской литературе впервые появляется в X в. в трактате Худуд аль-алам и у аль-Утби в хронике Махмуда Газневи. Несмотря на подчинение Пешавара и далее Северной Индии, лежавшие рядом с Газной афганские горы были неподконтрольны Махмуду и его последователям. Разбои афганских горцев значительно затрудняли сообщение между Газной и Пенджабом. До XIV в. пуштунские племена не принимали и ислам, оставаясь верными иранским верованиям. Миграции афганских скотоводов из малоплодородных горных областей началась ещё в XI в. Однако начиная с XIV в., после разрушения Газны монголами, разорения и рассеяния её жителей этот процесс заметно усилился. Пуштуны массово заселяют долины Кабула, Аргандаба и Гильменда. Знаменитый путешественник Ибн Баттута, посетивший Кабул в 1333 г., писал:

Мы прибыли в Кабул, некогда бывший большим городом, на месте которого сейчас расположена деревня, населённая племенем персов, называемым афганцами. В их подчинении горы и ущелья, они обладают большой силой и являются по большей части разбойниками.

Пуштунские племена не только частично ассимилируют коренное земледельческое население, представленное в основном таджиками, но и инкорпорируют в свой состав другие скотоводческие племена. В частности, предполагается, что одно из крупнейших пуштунских племенных объединений гильзаи представляют пуштунизированных тюрков-халаджей, ещё в X в. бывших самостоятельным народом и окончательно перешедших на пашто только в XVI в.

В XVI—XVII в. Индо-Гиндукушский регион становится ареной борьбы между державой Сефевидов и Великих Моголов. Пользуясь взаимным ослаблением этих двух держав пуштунские племена начинают основывать собственные государства (Афганские ханства). Кандагарский правитель Ахмад-Шах Дуррани из племени абдали, утверждая свою власть с 1747 г., смог подчинить другие пуштунские племена, до того часто враждовавшие между собой, и основать первую настоящую афганскую державу — Дурранийскую империю, подчинившую в том числе на севере от Гиндукуша области Герата и Балха. С тех пор экспансия пуштунских племён, поощряемая правительством, начинает ещё более усиливаться. Пуштуны массово переселяются в северные области Афганистана. Даже в подчинённой Британской Индии пуштуны продвигаются всё дальше на север и северо-восток, где сильно теснят дардов.

Легенды о Бану Исраил

Как всякий народ с развитой родо-племенной структурой, пуштуны живо интересуются всем, что связано с генеалогией и легендами о происхождении. Среди всех пуштунских генеалогических легенд особое внимание историков, как европейских, так и персидских и собственно афганских, привлекала легенда о происхождении пуштунов от «Бану Исраил» — древних израильтян. Согласно легенде, пуштуны происходят от царя Саула и представляют собой «Десять потерянных колен», уведённых Навуходоносором. В последующем они якобы расселились в области Гор на западе Гиндукуша.

Согласно другой легенде, «израильтяне»-пуштуны в количестве 70-ти человек были приведены в Мекку Халидом ибн Валидом и выгодно показали себя в сражениях за дело ислама, за что были щедро вознаграждены Мухаммадом.

Расселение

Пуштуны составляют около 42 % населения Афганистана, населяя прежде всего запад, юго-запад, юг, юго-восток и восток страны: земли в долинах Гильменда, Аргандаба и Кабула. Пуштуны традиционно составляют большинство в провинциях Хост, Нангархар, Вардак, Кунар, Пактия, Пактика, Забуль, Кандагар, Гильменд, Фарах. Значительно число пуштунов в Газни и Кабуле. В Новое время пуштунские племена активно осваивают север страны, где правительство им выделяло лучшие земли. Число их особенно сильно возросло в Герате и Кундузе.

В Пакистане пуштуны населяют долину Кабула с его притоками и район Сулеймановых гор по правым притокам Инда вплоть до Кветты. Сердце земли пуштунов занимает федерально управляемая Зона племён, в значительной мере контролируемая движением Талибан. Западнее расположена населённая преимущественно пуштунами провинция Хайбер-Пахтунхва (ранее Северо-западная пограничная провинция), новое название которой (пушту پښتون‌خوا‎ вост.пушт. [paxtunχwɑː]) означает «земля пуштунов». Центр провинции — древний город Пешавар — один из главнейших пуштуноязычных городов. Пуштуны также основное населения севера провинции Белуджистан. Всего в Пакистане проживает ок. 25,6 млн пуштунов, что составляет 15 % населения страны.

Среди пуштунов проживают остаточные группы допушутунского населения, которое вследствие «пуштунизации» в значительной степени приняло пуштунские обычаи и часто само себя идентифицирует как пуштунов, только с иным языком. Это ираноязычные ормуры и парачи, дардоязычные пашаи и некоторые другие дарды, а также индоязычные хиндкованы. На севере Афганистана наоборот для многих пуштунских племён характерна утрата языка пашто и переход на язык окружающих таджиков (дари), при том что племенное пуштунское сознание у них не утрачивается.

В Индии проживает 10 930 000 пуштунов.

Антропология

Антропологически пуштуны в основной массе — представители индо-иранской расы.

Пуштунские поэты и писатели

• Баязид Ансари
• Хушаль-хан Хаттак
• Абдуррахман Моманд
• Абдулхамид Моманд
• Абдулкадырхан Хаттак
• Ахмад-Шах Дуррани
• Абдуррауф Бенава
• Сулейман Лаек
• Нур Мухаммед Тараки
• Гуль Пача Ульфат

См. также

• Пуштунизация
• Пуштунистан
• Пуштунское платье

Ссылки

• [www.gl.iit.edu/govdocs/afghanistan/Family.html Studies of the Pashtun family]
• [www.afghanwomensnetwork.org/ Afghan Women’s Network]
• [www.migrationpolicy.org/pubs/displaced.php A Nation Displaced: The world’s largest refugee population]
• [www.ethnologue.com/show_family.asp?subid=90931 Ethnologue Pashto]
• [www.joshuaproject.net/peopcluster.php Pathan/Pashtun population geographic distribution and statistics]
• [www.hrdc.net/sahrdc/inthenews/1999/161199.htm UNHCR «BETRAYED AND ABANDONED» AFGHAN REFUGEES: HUMAN RIGHTS REPORT]
• [www.fmreview.org/text/FMR/03/05.htm Afghan refugees in Iran]

Библиография

• Ahmad, Aisha and Boase, Roger. 2003. «Pashtun Tales from the Pakistan-Afghan Frontier: From the Pakistan-Afghan Frontier.» Saqi Books (March 1, 2003). ISBN 0-86356-438-0.
• Ahmed, Akbar S. 1976. «Millennium and Charisma among Pathans: A Critical Essay in Social Anthropology.» London: Routledge & Kegan Paul.
• Ahmed, Akbar S. 1980. «Pukhtun economy and society.» London: Routledge and Kegan Paul.
• Banuazizi, Ali and Myron Weiner (eds.). 1994. «The Politics of Social Transformation in Afghanistan, Iran, and Pakistan (Contemporary Issues in the Middle East).» Syracuse University Press. ISBN 0-8156-2608-8.
• Banuazizi, Ali and Myron Weiner (eds.). 1988. «The State, Religion, and Ethnic Politics: Afghanistan, Iran, and Pakistan (Contemporary Issues in the Middle East).» Syracuse University Press. ISBN 0-8156-2448-4.
• Caroe, Olaf. 1984. «The Pathans: 500 B.C.-A.D. 1957 (Oxford in Asia Historical Reprints).» Oxford University Press. ISBN 0-19-577221-0
• Dani, Ahmad Hasan. 1985. «Peshawar: Historic city of the Frontier.» Sang-e-Meel Publications (1995). ISBN 969-35-0554-9.
• Dupree, Louis. 1997. «Afghanistan.» Oxford University Press. ISBN 0-19-577634-8.
• Elphinstone, Mountstuart. 1815. «An account of the Kingdom of Caubul and its dependencies in Persia, Tartary, and India: comprising a view of the Afghaun nation.» Akadem. Druck- u. Verlagsanst (1969).
• Habibi, Abdul Hai. 2003. «Afghanistan: An Abridged History.» Fenestra Books. ISBN 1-58736-169-8.
• Hopkirk, Peter. 1984. «The Great Game: The Struggle for Empire in Central Asia.» Kodansha Globe; Reprint edition. ISBN 1-56836-022-3.
• Wardak, Ali [unpan1.un.org/intradoc/groups/public/documents/APCITY/UNPAN017434.pdf «Jirga — A Traditional Mechanism of Conflict Resolution in Afghanistan»], 2003, online at UNPAN (the United Nations Online Network in Public Administration and Finance).
• «A Study of the Greek Ancestry of Northern Pakistani Ethnic Groups Using 115 Microsatellite Markers.» A. Mansoor, Q. Ayub, et al.Am. J. Human Genetics, Oct 2001 v69 i4 p399.

Отрывок, характеризующий Пуштуны

В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.