Гипердиффузионизм

Гипердиффузиони́зм — совокупность гипотез и теорий, согласно которым одна цивилизация или один народ является творцом всех выдающихся или важных вещей, которые затем были заимствованы менее развитыми цивилизациями и народами. Таким образом, все великие цивилизации, которые имеют сходные культурные достижения, вроде пирамид, происходят от одного древнего народа. Аргументами гипердиффузионизма могут служить религиозные практики, культурные технологии и забытые древние цивилизации.

Гипердиффузионизм отличается от транскультурного диффузионизма по многим признакам, одним из которых является труднодоказуемость утверждений, которые нередко бывают псевдонаучными. Кроме того, в отличие от транскультурного диффузионизма, гипердиффузионизм не использует торговые или культурные связи для объяснения расширения общества в пределах одной культуры. Вместо этого гипердиффузионисты утверждают, что все основные крупнейшие нововведения и общества произошли из одной (обычно забытой) древней цивилизации. Так, обнаруженные в Аризоне туксонские артефакты связывают с Древним Римом и «римлянами, которые пришли через Атлантику, а затем по суше в Аризону» на том основании, что они имеют внешнее сходство с настоящими древнеримскими артефактами.

Если в начале XX века гипердиффузионистские и диффузионистские взгляды имели хождение в авторитетных кругах (так, Эдуард Мейер был сторонником панвавилонизма, а Герберт Уэллс — «гелиолитической» працивилизации), то в наше время представлены исключительно в маргинальных неакадемических направлениях исследований.

Некоторые ключевые сторонники

Чарльз Хэпгуд

В своей книге «Карты морских царей: доказательство развитой цивилизации в ледниковом периоде» (англ. Maps of the Ancient Sea Kings: Evidence of Advanced Civilization in the Ice Age) Чарльз Хэпгуд пришёл к выводу о том, что древние территориальные образования стали основой для гипердиффузионизма и распыления «подлинной культуры». Эти культуры провозглашаются Хэпгудом более развитыми, чем Древняя Греция и Древний Египет, поскольку являются основой для всех культур мира. Хэпгуд полагал, что система трёх веков неуместна из-за сосуществования первобытных культур с современными обществами.

Графтон Эллиот Смит

• Гелиотическая культура, к которой отсылает Графтон Эллиот Смит, опиралась на такие культурные феномены, как мегалиты. Похожие сооружения и методы, видимо, имели линейное территориальное распределение. Он считал, что такие гелиолитические культуры обращались к религиозным обычаям, которые имеют свою особенность, а именно поклонение солнечному божеству, и которые он находил во множестве цивилизаций, что приводило к выводу о распространении подобных идей из одной древней цивилизации.
• Расселение первых людей наводило Смита на мысль о том, что человек происходит «от шести чётко определённых типов человечества», которые стали источником для населения Земли. В эти шесть типов он включал австралоидную расу, негроидную расу, монголоиндную расу и три антропологических типа европеоидной расы — альпийский, нордический и средиземноморский. В последнее время эта классификация рассматривается как научный расизм.

Барри Фелл

Мистери хилл, или Американский Стоунхендж является главным звеном в гипотезе Барри Фелла, согласно которой древние кельты когда-то заселили Новую Англию. Он считает, что это было культовое место кельтских и финикийских мореплаватели, которые были друидами и стали первыми поселенцами на американском континенте. Кроме того, Фелл рассматривает надписи на каменных артефактах и дощечках как следы древнего языка, которые могут быть прослежены до общего источника гойдельских языков.

В массовой культуре

Атлантида, Лемурия и Пацифида

Забытые морские цивилизации

Эти две гипотетические древние цивилизации, к которым обращаются гипердиффузионисты, якобы являются источниками для других культур по обе стороны Атлантики. Так же как жители Атлантиды, согласно Смиту, стали поселенцами в Египте, так и в свою очередь Египет выступил малой родиной для цивилизаций Азии, Индии, Китая, Тихого океана и разумеется Америки.

Майя

Культура

Чарльз Хэпгуд считал, что пирамиды Южной Америки и Мексики могут свидетельствовать о сходстве этих культур с цивилизацией Древнего Египта. Было также высказано предположение, что древние майя были под сильным влиянием диффузии древнеегипетской социальной и политической культуры и стали высокоразвитой цивилизацией благодаря прибытию жителей погибшей Атлантиды. Кроме того, гипердиффузионисты утверждают, что остатки материальной культуры майя имеют сходство с цивилизацией Древней Греции.

Религия и мифология

Древний Египет

• Чарльз Хэпгуд утверждал, что кроме того, что Древний Египет упоминается в индуистских и буддистских текстах, имеет место сходство божеств, которым поклонялись во всём мире. Кроме того, есть мифы и истории о сотворении мира, которые, как утверждается, восходят к Древнему Египту.
• Мумификация рассматривалась Смитом как первейшее свидетельство того, как религиозные представления распространяются в другие культуры. Он считал, что только такая высокоразвитая цивилизация, как Древний Египет, была способна создать подобные верования и затем распространить их через мореплавателей.

Критика гипердиффузионизма

Этноцентризм и расизм

Классификаторство и континуум

Майкл Шермер считает, что для гипердиффузионизма характерно использование расистской таксономии для создания теоретических концепций расового превосходства, которые в действительности являются ещё одним проявлением этноцентризма. Он задаётся вопросом: «как мы можем навешивать ярлыки на чёрных как терпимых или на белых как умных, когда такие категории… на самом деле лучше всего описываются как континуум?». Шермер утверждает, что вера в то, что одна раса или культура превосходит другую, означает крушение культурного развития, и мы не можем отмахнуться от доказательств смешанной наследственности между всеми культурами. Шерман обращается к книге «Колоколообразная кривая: Интеллект и классовая структура американского общества» американских психолога Ричарда Херрнстайна и политолога Чарльза Мюррея как к примеру такого классификаторства, поскольку они попытались разложить цивилизации на расовые категории, где в качестве главного признака выступал интеллект.

Псевдоархеология

Фантастическая археология

Критик и археолог Стивен Уильямс использовал высказывание «фантастическая археология» для описания археологических теорий и открытий, которые он определяет как «причудливые археологические толкования». Для них привычно отсутствие артефактов, данных и проверяемых теорий при предъявлении претензий. Глубоко убеждённые сторонники гипердиффузионизма, вроде Чарльза Хэпгуда, обосновывают свою точку зрения утверждениями вроде «как же майя достигли таких показателей […] знание, конечно же, могло быть распространено вавилонянами и египтянами».

Гипердиффузионизм против независимых исследований

Идеология

Антрополог Элис Бек Кехо называет гипердиффузионизм «грубой расистской идеологией» и, соглашаясь, что диффузия культуры возможна через торговлю и взаимоотношения, выступает против того, что цивилизации возникли из одного древнего общества.

Культура

Спорность диффузии

Этнограф и антрополог А. А. Гольденвейзер писал, что есть основания полагать, что культура независима от других культур, которые существуют одновременно. Кроме того, Гольденвейзер настаивает на том, что поведение первично и что похожие культуры существуют одновременно из-за адаптивных признаков, необходимых для выживания. Гольденвейзер не согласен с гипердиффузионистами, полагая, что «культура не является инфекционным заболеванием» и данных, подтверждающих эту теорию, не выявлено.

Методы

• Археолог Стивен Уильямс в своей статье «И пришли они из-за моря» описывает некоторых гипердиффузионистов, их открытия и как они «проверяют» артефакты, начиная с Гарольда Глэдвина, который при участии Археологического фонда Джила пуэбло сделал свои фантастические открытия. Глэдвин был благосклонен к диффузионистской теории, которая повлияла на его методологию датировки артефактов, что дало ему полное право не принимать датировку фольсомской традиции, которая ставила крест на его теории «человек пришёл из Азии в Новый Свет».
• Другим примером являются Циклон Кови и Томас Бент, в частности, их публикации о туксонских артефактах и о путешествии римлян в Аризону, опирающиеся на гипердиффузионистскую теорию. Уильямс высмеивает эту теорию в своей книге «Фантастическая археология» (англ. Fantastic Archaeology) и утверждает, что Кови и Бенту не удалось определить точно, каким образом эти артефакты были найдены в Аризоне, поскольку они сосредоточились на самих артефактах и на том, что могло подтвердить их древнеримское происхождение. Всё это дало возможность Майклу Шермеру в своей статье «Теория влияет на наблюдение» в книге «Почему люди верят в странные вещи» утверждать, что «теория частично конструирует реальность, а реальность существует независимо от наблюдателя».
• Также Уильямс отмечает, что гипердиффузионисты не в состоянии признать твёрдых археологических методов и/или не принимают во внимание противоречивость данных и контекст находок. Они «пришивают свои находки к любой похожей хронологии или глубокому лингвистическому анализу, который вписывается в их сценарий».

Литература

• Archaeological Fantasies / Fagan, Garrett G. ed. — Oxford: Routledge, 2006. — ISBN 978-0-415-30593-8.
• Kehoe, Alice Beck Controversies in Archaeology. — California: Left Coast Press, 2008. — ISBN 978-1-59874-062-2.
• Hapgood, Charles H. Maps of the Ancient Sea Kings. — Philadelphia: Chilton Company, 1966.
• Hale, Christopher. The Atlantean Box // Archaeological Fantasies / Fagan, Garrett G., ed.. — Oxford: Routledge, 2006. — P. 235–259. — ISBN 978-0-415-30593-8.
• Fell, Barry Ancient Settlers in the New World. — New York: Quadrangle, 1976. — ISBN 0-8129-0624-1.
• Shermer, Michael. Why People Believe Weird Things. — New York: St. Martin's Press, 2002. — ISBN 978-0-8050-7089-7.
• Smith, G. Elliot The Migrations of Early Culture. — Manchester: Manchester University Press, 1929.
• Smith, G. Elliot The Evolution of Man. — London: Ernest Benn Limited, 1931.
• Webster, David. The Mystique of the Ancient Maya // Archaeological Fantasies / Fagan, Garrett G., ed.. — Oxford: Routledge, 2006. — P. 129–154. — ISBN 978-0-415-30593-8.
• Williams, Stephen Fantastic Archaeology: The Wild Side of North American Prehistory. — Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1991. — ISBN 0-8122-1312-2.

Отрывок, характеризующий Гипердиффузионизм

– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.