Лемурия

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Лему́рия — мифический затонувший континент в Индийском океане. Название связано с именем мадагаскарских приматов лемуров, которые больше нигде не встречаются. Отсюда сторонники лемурийской гипотезы делают вывод, что остров Мадагаскар является частью затонувшего ныне континента. При этом коренное население острова антропологически ближе к жителям Индонезии, чем к африканским негроидам.

Гипотезу о существовании Лемурии впервые выдвинул в 1864 году зоолог Ф. Склейтер, чтобы напрямую перевести из Африки в Индию лемуров. Один из основателей диалектического материализма — Фридрих Энгельс — в сочинении «Диалектика природы» предполагал, что промежуточное звено эволюции между обезьяноподобным предком и человеком обитало на затонувшем континенте:

Много сотен тысячелетий назад, в ещё не поддающуюся точному определению эпоху того периода в развитии Земли, который геологи называют третичным, предположительно к концу этого периода, жила где-то в жарком поясе, — по всей вероятности на обширном материке, ныне находящемся на дне Индийского океана, — необычайно высокоразвитая порода человекоподобных обезьян.

—

Мифологические данные

Псевдонаучная теория о существовании Лемурии опирается на индийскую мифологию, где есть сведения о затонувших в Индийском океане городах, которым покровительствовали либо демоны (Трипур), либо Кришна (Дварака) и Шива. Уже в ХХ веке, когда стало известно об отсутствии между Мадагаскаром и Индостаном затонувшего материка, некоторые сторонники существования Лемурии поспешили «перенести» исчезнувшую землю в Тихий океан, однако эта версия не получила широкой популярности у публики, поскольку там уже «была» Пацифида (иногда также называемая Му).

Эзотерическое толкование

Елена Блаватская предложила свою версию происхождения Лемурии. Она предположила, что жители Лемурии были «коренной расой» человечества. Антропософ Рудольф Штайнер утверждал, что тайное хранилище истории вселенной — «Хроники Акаши» — также называют жителей Лемурии предками людей.

В 1926 году полковник бенгальских улан Джеймс Чёрчвард заявил, что один индийский монах показал ему древние таблицы, в которых упоминался континент Му (Лемурия), простиравшийся на 6000 км от северной оконечности Гавайских островов до острова Пасхи. Согласно Чёрчварду, извержение вулканов, землетрясения и высокие волны уничтожили Лемурию примерно 12 000 лет назад. Мелкие острова были раскиданы по Тихому океану, а от выживших лемурийцев произошли все народы (см. Пацифида).

Блаватская в «Тайной доктрине» указывает на континент Лемурия (Му), который был задолго до Атлантиды уничтожен огнём, а не водой. Последний остров — остаток Атлантиды действительно был уничтожен потопом 12 тысяч лет назад, а большая часть задолго до этого в результате изменения облика Земли, в том числе и различными многочисленными землетрясениями. Причиной данных изменений было увеличение Земли в диаметре.

«Лемурия, как назвали мы Материк Третьей Расы, была тогда гигантской страной. Она покрывала всю область от подножия Гималаев, отделявших её от внутреннего моря, которое катило свои волны через то, что мы знаем, как нынешний Тибет, Монголию и великую пустыню Шамо (Гоби); от Читтагонга в западном направлении к Хардвару и в восточном к Ассаму. Оттуда [от внутреннего моря] она [Лемурия] распространялась к югу через то, что известно нам сейчас как Южная Индия, Цейлон и Суматра; затем, охватывая на своем пути, по мере продвижения к югу, Мадагаскар с правой стороны и Тасманию с левой, она спускалась, не доходя несколько градусов до Антарктического Круга; и от Австралии, которая в те времена была внутренней областью на Главном Материке, она вдавалась далеко в Тихий океан за пределы Рапа-нуи (Теапи или острова Пасхи), ныне лежащего на 26° южной широты и на 110° западной долготы. …Швеция и Норвегия составляли неотъемлемую часть Древней Лемурии, а также и Атлантиды со стороны Европы, так же точно, как Восточная и Западная Сибирь, и Камчатка принадлежали к ней со стороны Азии».

Научные исследования

В отличие от поисков Атлантиды, на поиски Лемурии научных экспедиций практически не отправлялось. В действительности на дне Индийского океана нет следов исчезнувшего острова. При этом геологами установлено, что Индостанская плита действительно 60 миллионов лет назад была отдельной от Азиатского континента, и какое-то время представляла единое целое с островом Мадагаскар. Таким образом, хотя крупный остров в Индийском океане действительно существовал, он не исчез и не представляет никакой загадки — это современный полуостров Индостан.

См. также

• Неведомая Южная земля
• Атлантида
• Пацифида
• Лемурийцы

Литература

• У. Скотт-Эллиот [www.theosophy.ru/lib/lemuria.htm «Лемурия — исчезнувший континент»]
• А. М. Кондратов «Адрес — Лемурия?»

Ссылки

• [lebendige-ethik.net/anthropogenesis/lokalisazia_Lemuria.html Локализация материка Лемурия]

Отрывок, характеризующий Лемурия

– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.