Хроники Акаши

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Хроники Ака́ши, также акаши́ческие записи[1] — теософский эзотерический, а также антропософский термин, описывающий мистическое знание, закодированное в нефизической сфере бытия. Нет никаких научных доказательств достоверности Хроник Акаши.[2][3]

Мистиками считается, что Хроники содержат в себе весь совокупный и коллективный человеческий опыт и историю возникновения Вселенной. Для определения Хроник Акаши используются образные аналогии с «библиотекой», «вселенским компьютером» или «Разумом Бога». Мистиками считается, что содержащаяся в них информация постоянно обновляется с ходом происходящих в мире событий, однако наряду с данными об истории и фактической реальности там могут быть получены и сведения о возможных будущих событиях, а также вневременные «вечные истины». В связи с этим концепция Хроник Акаши мистиками применяется для объяснения феномена ясновидения, а также предлагается в качестве источника вообще всех человеческих открытий, изобретений и произведений как в научной, так и в художественной области творчества. Мистиками предполагается также, что наиболее общим способом контакта с Хрониками для получения нужной информации является метод астральной проекции.[уточнить]

Впервые концепция Хроник Акаши появляется в теософских движениях XIX века, а в XX веке с развитием движения нью-эйдж становится одним из доминирующих понятий философии этого движения. Также с конца XX века в этом же значении часто употребляется описательный наукообразный термин «единое информационное поле Земли» (или: «…Вселенной») или подобные ему. Развитие технических средств записи информации на магнитных носителях послужило одним из стимулов для выдвижения таких гипотез.[уточнить]





История понятия

Термин «акаша» был заимствован теософскими движениями из индуизма, где он использовался для обозначения первоосновы или первопричины природы; именно из акаши, согласно древнеиндийской философии, возникли базовые первоэлементы (огонь, воздух, земля, вода и эфир) — все вместе они соответствуют пяти органам чувств человека. Профессор антропологии Айовского университета Маршалл МакКузик отмечает, что понятие „Хроники Акаши“ придумал Рудольф Штайнер.[4] В древнегреческой философии сходные проблемы решались в ходе дискуссии об архэ, первоначале и первооснове. Близким к акаше греческим понятием может быть назван эфир как пятая особая стихия, либо апейрон, неопределённая первичная стихия, являющаяся источником четырёх определённых стихий и всех определённых вещей в мире.[уточнить]

Принципиальное отличие индуистского понятия «акаша» (особенно если сближать его с греческим «апейроном») от используемого в теософии употребления этого концепта − это то, что в качестве первоосновы мира акаша является совершенно неопределённой, бесформенной тонкой субстанцией, а в качестве источника любых знаний, — напротив, максимально определённой, несущей все определённые знания, всю «определённость» мира.[уточнить]

Использование термина Акаша в смысле общей «эфирной библиотеки» возникло в XIX веке в теософском движении, как и сама концепция получения знаний из пассивного нематериального надличностного и безличного источника. Хотя идея о том, что какие-то тексты не написаны людьми, а открыты им Богом или какими-либо духами в процессе Откровения, очень стара и лежит в основе очень многих религий, в случае Откровения предполагается, что информация передаётся человеку по воле сверхъестественной силы. В теософии же имеет место такая идея, что знания пребывают в каком-то месте и могут быть оттуда извлечены, «считаны» человеком, обладающим соответствующими способностями.[уточнить]

В некотором смысле концепция космического информационного поля «Хроник Акаши» может быть рассмотрена также как эволюция неоплатонического учения о Мировой Душе.[уточнить]

Вероятно, то обстоятельство, что из человеческих чувств акаша соответствует в индуизме слуху и называется иногда «звуконосным эфиром», то есть в некотором роде является той субстанцией, через которую происходит передача информации посредством слов, и позволило теософам назвать Хроники Акаши универсальной базой знаний, источником и хранилищем каждой появившейся мысли, сказанного слова или совершённого действия.[уточнить]

Согласно теософскому учению, осознанный контакт с Хрониками Акаши имели люди древних рас и древних культур нашей расы, откуда они и почерпнули напрямую все свои высокие культурные достижения.[уточнить]

Многие известные личности, в разной степени принимавшие теософскую доктрину, утверждали что они могут использовать Хроники Акаши, среди них: Чарльз Вебстер Лидбитер[5], Эдгар Кейси[6], Анни Безант, Алиса Бейли, Самюэль Аун Веор, Вильям Лилли, Мэнли Палмер Холл, Лилиан Тримонт, Джордж Хант Вильямсон, Рудольф Штейнер[7], Макс Хайндель и Елена Петровна Блаватская.

Критика

Поскольку существование Хроник Акаши не может быть подтверждено эмпирически, их изучение не относится к области научных исследований. Кроме того, ни христианские, ни индуистские или ведийские традиции не содержат упоминания о том, что их священные тексты основаны на какого-либо рода «хрониках Акаши».

Хроники Акаши в современной популярной культуре

Несмотря на неакадемичность Хроник Акаши с сугубо научной точки зрения, они получили довольно широкую популярность в современной культуре, фантастике и фэнтези. Зачастую в фантастике и псевдонаучной литературе используется более «наукообразный» термин — акашическое поле (англ. Akashic Field).

См. также

Напишите отзыв о статье "Хроники Акаши"

Примечания

  1. Иногда в литературе используется менее корректная форма прилагательного «акашеический».
  2. Regal, 2009, Other than anecdotal eyewitness accounts, there is no evidence of the ability to astral project, the existence of other planes, or of the Akashic Record., p. 29.
  3. Drury, 2011, p. 308.
  4. McKusick, 1982, p. 112.
  5. Ледбитер Ч. У. [www.theosophy.ru/lib/clair.htm «Ясновидение»], глава VII
  6. Кевин Тодесчи [e-puzzle.ru/page.php?id=884&a=dl «Эдгар Кейси и хроники Акаши»]
  7. Штейнер Р. «Из летописи мира (акаша-хроники)»

Литература

на русском языке
на других языках

Отрывок, характеризующий Хроники Акаши

В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.