Глиптика

Гли́птика (от др.-греч. γλύφω — вырезаю, выдалбливаю) — искусство резьбы на цветных и драгоценных камнях, геммах (или глиптах). Одно из наиболее древних искусств.

Мастерством резьбы поражают уже египетские, шумерские, вавилонские, ассирийские геммы. Особенно выделяются своей красотой и изысканностью исполнения резные камни Древней Греции и Италии. Здесь зародился специфический выразительный язык глиптики, который соединил в миниатюрных произведениях красоту чистейших тонов минералов и виртуозную резьбу. То точную и графически завершённую, то мягкую и трепетную.

До конца IV века до н. э. древний мир знал лишь один вид гемм — инталии, дававшие на оттисках в мягкой глине или воске выпуклые зеркальные изображения. Только в эпоху эллинизма мастера глиптики, наряду с печатями-инталиями, начинают вырезать рельефные камеи. И если роскошные многоцветные камеи с их эффектным колоритом и пластикой являются памятниками своеобразной живописи в камне, то более скромные одноцветные инталии ближе графике.

Для создания и тех и других гемм требовалось несложное оборудование: станок с приводом, набор резцов и обязательно абразивы, так как минералы употреблялись настолько твёрдые (агат, сердолик, гранаты, гематит, сардоникс), что металлический инструмент не мог оставить на них даже царапин.

Особая трудность резьбы инталий, помимо их миниатюрности, состояла в том, что мастер постоянно должен был иметь в виду обратное изображение. Покрытую абразивным материалом, углублённую, как бы негативную, инталию было необходимо время от времени очищать и делать пробные оттиски. Создание гемм было очень долгим и кропотливым занятием. Но зато твёрдость минералов сделала геммы поистине вечными. Дойдя через столетия до наших дней, они порой предстают перед нами такими, словно разрушительное время их совсем не коснулось.

Разнообразны сюжеты античных гемм. В них нашли отражение многие стороны материальной и духовной жизни античного мира: религия и политика, литература и театр, извечные человеческие отношения и быт. Иногда миниатюрные изображения являются единственным источником знакомства с жизнью древнего мира. Особенно ценны в них воспроизведения навсегда утраченных шедевров греческой живописи и пластики.

Интересна история многих хранящихся в российских музеях, главным образом в Эрмитаже, камей. Коллекционирование античных камей являлось предметом особых забот императрицы Екатерины II. Свою страсть к их собиранию она шутливо называла «камейной болезнью». Самое значительное приобретение императрицы было сделано в 1787 году, — собрание герцога Орлеанского, одна из самых известных коллекций Европы. Именно из этого собрания происходят знаменитые поздне-эллинистические камеи «Жертва Приапу» и «Афродита с орлом». В 1814 году бывшая императрица Франции Жозефина дарит Александру I «Камею Гонзага», а в 1850 году Е. И. Голицына завещает Николаю I камею с головой Зевса.

С раннего Средневековья глиптика становится неотъемлемой частью христианской культуры. Высочайшие образцы резьбы по камню мы находим в православном искусстве. Резные изображения Спасителя, Божией Матери и Святых стали неотъемлемой частью архиерейских облачений, они часто используются как вставки в панагиях и митрах. Основным камнем, используемым в культовых предметах, является лазурит.

Лучшие традиции древности возродили современные мастера-камнерезы. Они освоили технологию обработки таких «непростых» в работе камней, как топаз, берилл, изумруд и аметист. Замечательные образцы камнерезного творчества российских мастеров можно было увидеть на ежегодной выставке-ярмарке «Симфония Самоцветов», регулярно проводимой в Москве Государственным геологическим музеем им. В. И. Вернадского.

Ссылки

• [mindraw.web.ru/mineral_gl.htm Камеи, геммы, инталии. Древнее искусство ГЛИПТИКИ — резьба по камню]
• [russia.rin.ru/guides/6751.html Глиптика в России]

• [school-collection.edu.ru/catalog/rubr/ba850776-9e12-4452-9c5f-337998c2443b/118667/ Глиптика в Эрмитаже]
• [remtorg.com/art/index.php?option=com_content&task=category&sectionid=1&id=23&Itemid=60 Слово о мастере]

Отрывок, характеризующий Глиптика

Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.