Гордон, Сайрус
Содержание
Молодость
Сын выходца из Литвы, терапевта Бенджамина Гордона. Вырос в семье, принадлежавшей к верхнему слою еврейской диаспоры в США, получил образование со значительной долей нерелигиозных дисциплин. Начал изучать иврит с пяти лет, уже в детстве заинтересовался латынью и греческим языком.
Получил степени бакалавра и магистра искусств, позднее доктора в Пенсильванском университете. Также посещал ряд курсов в Гретц-Колледж (Gratz College) и Дропси-Колледж (Dropsie College). В этих трёх вузах имелись специализированные программы по Библии, классическим исследованиям и древнему Ближнему Востоку. Там же Гордон изучил древнеперсидский язык и санскрит.
Провёл первую половину 1930-х гг. на Ближнем Востоке, в Багдаде и Иерусалиме. Участвовал в археологических экспедициях Леонарда Вулли в Уре, Флиндерса Петри в Тель эль-Аджуле, У. Ф. Олбрайта в Тель Бейт Мирсим, и сопровождал Нельсона Глюка в его раскопках в Иордании. Занимался изучением и переводом древнеегипетских надписей из Тель эль-Амарны в составе экспедиции Джона Пендлбери.
Когда в 1935 г. Гордон вернулся в США, он не смог найти себе постоянную академическую должность из-за Великой депрессии. Он занимал ряд временных исследовательских и преподавательских должностей в Университете Джонса Хопкинса (Johns Hopkins University), Смит-Колледже (Smith College) и в Институте фундаментальных исследований (Institute for Advanced Study) в Принстоне, штат Нью-Джерси.
Вторая мировая война
В 1942 г. Гордон вступил добровольцем в армию США в возрасте 33 лет. Возглавив группу дешифровщиков, Гордон вместе с рядом других лингвистов занимался анализом немецких и японских кодовых сообщений — не только на немецком и японском языках, но и на таких языках, как арабский, турецкий и персидский. Позднее Гордон отмечал, что его криптографическая работа в американской армии дала ему необходимые навыки для дешифровки надписей на минойском языке (которую, впрочем, лингвисты признали неудачной). Позднее в ходе войны лейтенант Гордон был направлен на Ближний Восток, служил на Средиземном море, в Египте, Палестине, Ираке и в Иране, где он изучил современный персидский язык, выполняя ряд таких обязанностей, как служба переводчиком или посредником с местными чиновниками и влиятельными лицами. При этом он находил время, чтобы заниматься научными исследованиями, посещал места раскопок древнеперсидских городов, опубликовал исследование об арамейских магических чашах из коллекции Тегеранского музея.
Послевоенная научная карьера
После войны Гордон получил постоянную должность в Дропси-Колледже (Филадельфия) в 1946 г., где он преподавал до 1956 г., и затем перешёл в Университет Брандайс на следующие 18 лет. С 1973 г. он работал в Нью-Йоркском университете, руководил центром по исследованию древнесирийского города Эбла. Гордон ушёл в отставку в 1989 г.
Спорные гипотезы
В 1960-е гг. Гордон выступил с гипотезой о том, что минойский язык (Крит) был семитским по происхождению. Данная гипотеза Гордона не получили распространения среди лингвистов, поскольку он основывался лишь на внешнем сходстве некоторых словоформ, без детального анализа морфологии.
Гордон также утверждал, что в древности финикийцы и другие семитские народы, например евреи, пересекали Атлантический океан — его мнение основывалось на предположении о том, что надпись из Бэт-Крик[1][2][3][4], обнаруженная в Теннесси, и надпись из Параибы[5] из Бразилии являются подлинными. Ещё одним аргументом был камень из Лос-Лунаса[6]. Позднее было установлено, что надписи, на которые ссылался Гордон, были подделками[7][4] (Гордон допускал возможность подделки параибской надписи)[5].
Библиография
- Ugaritic Grammar, 1940, Pontificium Institutum Biblicum, Rome.
- The Living Past, 1941, John Day, Van Rees Press, New York.
- Ugaritic Literature, 1949, Pontificium Institutum Biblicum, Rome.
- Ugaritic Manual, 1955, Pontificium Institutum Biblicum, Rome.
- «Homer and Bible,» 1955, Hebrew Union College Annual 26, pp. 43-108.
- The Common Background of Greek and Hebrew Civilizations, 1962/1965, Norton Library, New York (previously published as Before the Bible, Harper & Row, New York).
- "The Accidental Invention of the Phonemic Alphabet, " 1970, Journal Of Near Eastern Studies Vol. 29 #3, pp. 193—197
- Before Columbus, 1971, Crown, New York.
- "Vergil and the Bible World, " 1971, The Gratz College Anniversary Volume, Philadelphia: Gratz College.
- "Poetic Legends and Myths from Ugarit, " 1977, Berytus #25, pp. 5-133.
- Forgotten Scripts, 1982, Basic Books, New York (revised and enlarged version, previously published 1968, now containing Gordon’s work on Minoan and Eteocretan). На русском языке: [www.greeklatin.narod.ru/gordon/gordon.htm Гордон Сайрус Герцль. Забытые письмена. Открытие и дешифровка]
Полная библиография опубликована в сборнике: The Bible World: Essays in Honor of Cyrus H. Gordon, edited by G. Rendsburg, R. Adler, Milton Arfa, and N. H. Winter, 1980, KTAV Publishing House Inc. and The Institute of Hebrew Culture and Education of New York University, New York.
Напишите отзыв о статье "Гордон, Сайрус"
Примечания
- ↑ [ramtops.co.uk/bat1.html Robert C. Mainfort, Jr., and Mary L. Kwas, «The Bat Creek Stone: Judeans In Tennessee?» Tennessee Anthropologist Vol. XVI, No. 1, Spring 1991]
- ↑ [ramtops.co.uk/bat2.html Robert C. Mainfort, Jr., and Mary L. Kwas"The Bat Creek Fraud: A Final Statement" Tennessee Anthropologist Vol. XVIII, No. 2, Fall 1993]
- ↑ [www.econ.ohio-state.edu/jhm/arch/batcrk.html Bat Creek Inscription]
- ↑ 1 2 ["Canaanites in America: A New Scripture in Stone?" Marshall McKusick The Biblical Archaeologist, Vol. 42, No. 3, (Summer, 1979), pp. 137—140]
- ↑ 1 2 ["East and West" by Eugene J. Fisher and Marshall McKusick The Biblical Archaeologist, Vol. 43, No. 2, (Spring, 1980), pp. 71-73]
- ↑ Gordon, Cyrus, "Diffusion of Near East Culture in Antiquity and in Byzantine Times, " Orient 30-31 (1995), 69-81.
- ↑ Cross, F. 1968 «The Phoenician Inscription from Brazil, A Nineteenth- Century Forgery.» Orientalia 37: 437-60.
Ссылки
- [www.nyu.edu/nyutoday/archives/14/10/gordon.nyu Gordon obituary]
Отрывок, характеризующий Гордон, Сайрус
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
