Горнешно (Окуловский район)

Деревня Горнешно Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Новгородская областьНовгородская область Муниципальный район Окуловский Сельское поселение Турбинное Координаты 58°16′32″ с. ш. 33°14′15″ в. д.58.27556° с. ш. 33.23750° в. д. / 58.27556; 33.23750    Первое упоминание 1495 Высота центра 157 м Население 54 человека (2006) Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 174350 Автомобильный код 53 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=49228858007 49 228 858 007] Показать/скрыть карты

Горнешно — деревня в Окуловском муниципальном районе Новгородской области относится к Турбинному сельскому поселению.

В деревне есть магазин райпо.

Географическое положение

Горнешно расположено в 5 км к северо-западу от административного центра сельского поселения — деревни Мельница и в 19 км к югу от административного центра района — города Окуловка, на западном берегу озера Боровно в центральной части Валдайской возвышенности, на территории северной части Валдайского национального парка.

Неподалёку расположены деревни: в 2 км южнее — Боровно; севернее расположены — Горы в 3 км и Перевоз в 2,5 км, на противоположном берегу озера — деревня Котчино.

Население

Численность постоянного населения деревни — 54 человека.

История

Впервые упоминается в писцовой книге Деревской пятины в 1495 году — т. н. письма Прокофия Скуратова и Петра Волка Борисова, там деревня Горнечна принадлежала Васюку Плещееву, а в упоминании под 1581 годом — «сельцо Горнечно на озере на Боровне» числилось за — Ильёй Плещеевым.

В первой половине XIX века здесь была выстроена усадьба. В середине XIX века усадьба Горничное принадлежала помещику Лонгинову. После смерти г. Лонгвинова, усадьба досталась его зятю Е. Н. Щербакову. Затем до 1861 года имением владел помещик Клюпфель. В 1879 году в деревне Горнешно насчитывалось 14 крестьянских дворов и проживало 26 мужчин и 28 женщин, а в усадьбе — 4 мужчины и женщина. В начале XX века умер подполковник Л. Н. Фуфаевский — следующий владелец усадьбы, его вдова — Александра Денисовна продала усадьбу последнему владельцу — генералу Николаю Петровичу Демидову, который занялся мелиорацией окрестных полей, построил в деревне маслодельню и открыл магазин. В 1909 году в деревне проживало 36 мужчин и 50 женщин, а в усадьбе 7 мужчин и 5 женщин..

В Новгородской губернии деревня относилась к Боровенской волости Валдайского уезда.

С периода коллективизации жители деревни работали в колхозе «Красное Горнешно» и в совхозе Горы, а с 1957 года в совхозе «Путиловец».

Отрывок, характеризующий Горнешно (Окуловский район)

– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.