Горнолыжный спорт на зимних Олимпийских играх 2002
Поделись знанием:
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
Результаты соревнований по горнолыжному спорту на зимних Олимпийских играх 2002 года. Состязания в скоростном спуске, супергиганте и комбинации проходили на трассах в Сноубэйсин, гигантский слалом состоялся в Парк-Сити, слалом — в Дир-Вэлли. Десять состязаний прошли в период с 10 по 23 февраля.
Британец Алан Бакстер выиграл бронзу в слаломе, но затем был лишён награды за применение допинга, и медаль перешла к Бенджамину Райху. Это был первый случай в истории горнолыжного спорта на Олимпийских играх, когда спортсмен лишился медали из-за допинга.
Содержание
Мужская программа
Скоростной спуск
| Место | Спортсмен | Результат |
|---|---|---|
| 1 |  Фриц Штробль (AUT)
|
1:39.13 мин |
| 2 |  Лассе Кьюс (NOR)
|
1:39.35 мин |
| 3 | Штефан Эберхартер (AUT)
|
1:39.41 мин |
| 4 | Четиль Андре Омодт (NOR)
|
1:39.78 мин |
| 5 |  Клод Кретье (FRA)
|
1:39.96 мин |
| 6 | Кристиан Гребер (AUT)
|
1:40.00 мин |
| 7 |  Фредрик Нюберг (SWE)
|
1:40.30 мин |
| 8 |  Амбрози Хоффман (SUI)
|
1:40.31 мин |
Дата: 10 февраля 2002, 10:00
Участок: «Grizzly Downhill»
Старт: 2831 м, Финиш: 1948 м
Высота: 883 м, Длина: 2860 м
Стартовали 54 спортсмена, финишировали 53.
Супергигант
| Место | Спортсмен | Результат |
|---|---|---|
| 1 | Четиль Андре Омодт (NOR)
|
1:21.58 мин |
| 2 | Штефан Эберхартер (AUT)
|
1:21.68 мин |
| 3 | Андреас Шифферер (AUT)
|
1:21.83 мин |
| 4 | Фриц Штробль (AUT)
|
1:21.92 мин |
| 5 | Бьярне Сольбаккен (NOR)
|
1:22.10 мин |
| 6 | Дидье Дефаго (SUI)
|
1:22.27 мин |
| 7 | Кроистоф Грубер (AUT)
|
1:22.35 мин |
| 8 |  Дэрон Ральвз (USA)
|
1:22.48 мин |
Дата: 16 февраля 2002, 10:00
Участок: «Grizzly Super-G»
Старт: 2596 м, Финиш: 1948 м
Высота: 648 м, Длина: 2018 м
Стартовали 55 спортсменов, финишировали 34.
Гигантский слалом
| Место | Спортсмен | Результат |
|---|---|---|
| 1 | Штефан Эберхартер (AUT)
|
2:23.28 мин |
| 2 | Боде Миллер (USA)
|
2:24.16 мин |
| 3 | Лассе Кьюс (NOR)
|
2:24.32 мин |
| 4 | Бенджамин Райх (AUT)
|
2:24.40 мин |
| 5 | Кристоф Грубер (AUT)
|
2:24.41 мин |
| 6 | Бьярне Сольбаккен (NOR)
|
2:24.50 мин |
| 7 | Четиль Андре Омодт (NOR)
|
2:24.62 мин |
| 8 |  Массимилиано Блардоне (ITA)
|
2:24.87 мин |
Дата: 21 февраля 2002, 10:00 и 13:00
Участок: «CB’s Run»
Старт: 2510 м, Финиш: 2120 м
Высота: 390 м
Стартовали 78 спортсменов, финишировали 57.
Слалом
| Место | Спортсмен | Результат |
|---|---|---|
| 1 | Жан-Пьер Видаль (FRA)
|
1:41.06 мин |
| 2 | Себастьян Амье (FRA)
|
1:41.82 мин |
| 3 | Бенджамин Райх (AUT)
|
1:42.41 мин |
| 4 | Килиан Альбрехт (AUT)
|
1:42.45 мин |
| 5 | Урс Имбоден (SUI)
|
1:42.48 мин |
| 6 | Четиль Андре Омодт (NOR)
|
1:42.72 мин |
| 7 | Маркус Ларссон (SWE)
|
1:42.86 мин |
| 8 |  Юре Кошир (SLO)
|
1:43.34 мин |
Дата: 23 февраля 2002, 10:00 и 13:00
Участок: «Know You Don’t»
Старт 2488 m, Финиш 2274 m
Высота: 214 m
Стартовали 77 спортсменов, финишировали 33.
Комбинация
| Место | Спортсмен | Спуск | Слалом | Сумма |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Четиль Андре Омодт (NOR)
|
1:38.79 (1) | 1:38.77 (4) | 3:17.56 мин |
| 2 | Боде Миллер (USA)
|
1:41.23 (15) | 1:36.61 (1) | 3:17.84 мин |
| 3 | Бенджамин Райх (AUT)
|
1:41.05 (13) | 1:37.21 (3) | 3:18.26 мин |
| 4 | Райнер Шёнфельдер (AUT)
|
1:41.90 (23) | 1:36.77 (2) | 3:18.67 мин |
| 5 | Лассе Кьюс (NOR)
|
1:38.97 (2.) | 1:40.83 (7.) | 3:19.80 min |
| 6 | Пауль Аккола (SUI)
|
1:39.62 (4) | 1:42.64 (10) | 3:22.26 мин |
| 7 | Патрик Штаудахер (ITA)
|
1:39.23 (3) | 1:43.24 (11) | 3:22.47 мин |
| 8 |  Жан-Филипп Руа (CAN)
|
1:43.31 (31) | 1:39.37 (6) | 3:22.68 мин |
Дата: 13 февраля 2002, 10:00 (скоростной спуск) и 13:00 (слалом)
Участок скоростного спуска: «Grizzly Downhill»
Старт: 2787 м, Финиш: 1948 м
Высота: 839 м, Streckenlänge: 2679 m
Участок слалома: «Wildflower Slalom»
Старт: 2113 м, Финиш: 1948 м
Высота: 165 м
Стартовали 47 спортсменов, финишировали 25.
Женская программа
Скоростной спуск
| Место | Спортсменка | Результат |
|---|---|---|
| 1 | Кароль Монтийе-Карль (FRA)
|
1:39.56 мин |
| 2 | Изольде Костнер (ITA)
|
1:40.01 мин |
| 3 | Рената Гётшль (AUT)
|
1:40.39 мин |
| 4 |  Хильде Герг (GER)
|
1:40.49 мин |
| 5 | Коринн Рей-Белле (SUI)
|
1:40.54 мин |
| 6 | Селина Хереггер (AUT)
|
1:40.56 мин |
| 7 | Сильвиан Берто (SUI)
|
1:40.67 мин |
| 8 | Мелани Тюржон (CAN)
|
1:40.71 мин |
Дата: 12 февраля 2002, 12:10
Участок: «Wildflower Downhill»
Старт: 2748 м, Финиш: 1948 м
Высота: 800 м, Длина: 2694 м
Стартовали 38 спортсменок, финишировали 35.
Супергигант
| Место | Спортсменка | Результат |
|---|---|---|
| 1 | Даниэла Чеккарелли (ITA)
|
1:13.59 мин |
| 2 |  Яница Костелич (CRO)
|
1:13.64 мин |
| 3 | Карен Путцер (ITA)
|
1:13.86 мин |
| 4 | Александра Майсснитцер (AUT)
|
1:13.95 мин |
| 5 | Хильде Герг (GER)
|
1:13.99 мин |
| 6 | Михаэла Дорфмайстер (AUT)
|
1:14.08 мин |
| 7 | Кароль Монтийе-Карль (FRA)
|
1:14.28 мин |
| 8 | Рената Гётшль (AUT)
|
1:14.44 мин |
Дата: 17 февраля 2002, 10:00
Участок: «Wildflower Super-G»
Старт: 2548 м, Финиш: 1948 м
Высота: 600 м, Длина: 1944 м
Стартовали 43 спортсменки, финишировала 31.
Гигантский слалом
| Место | Спортсменка | Результат |
|---|---|---|
| 1 | Яница Костелич (CRO)
|
2:30.01 мин |
| 2 | Аня Персон (SWE)
|
2:31.33 мин |
| 3 | Соня Неф (SUI)
|
2:31.67 мин |
| 4 | Александра Майсснитцер (AUT)
|
2:31.95 мин |
| Михаэла Дорфмайстер (AUT)
|
2:31.95 мин | |
| 6 |  Мария Хосе Риенда (ESP)
|
2:32.54 мин |
| 7 | Эллисон Форсайт (CAN)
|
2:32.78 мин |
| Ильва Новен (SWE)
|
2:32.78 мин |
Дата: 22 февраль 2002, 10:00 и 13:00
Участок: «CB’s Run»
Старт: 2510 м, Финиш: 2120 м
Высота: 390 м
Стартовали 68 спортсменок, финишировали 48.
Слалом
| Место | Спортсменка | Результат |
|---|---|---|
| 1 | Яница Костелич (CRO)
|
1:46.10 мин |
| 2 | Лор Пекеньо (FRA)
|
1:46.17 мин |
| 3 | Аня Персон (SWE)
|
1:47.09 мин |
| 4 | Ильва Новен (SWE)
|
1:47.18 мин |
| 5 | Мартина Эртль (GER)
|
1:47.82 мин |
| 6 | Моника Бергман (GER)
|
1:47.98 мин |
| 7 | Ванесса Видаль (FRA)
|
1:48.11 мин |
| 8 |  Хенна Райта (FIN)
|
1:48.40 мин |
Дата: 20 февраля 2002, 10:00 и 13:00
Участок: «Know You Don’t»
Старт: 2488 м, Финиш: 2274 м
Высота: 214 м
Стартовали 68 спортсменок, финишировали 38.
Комбинация
| Место | Спортсменка | Спуск | Слалом | Сумма |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Яница Костелич (CRO)
|
1:16.00 (3) | 1:27.28 (1) | 2:43.28 мин |
| 2 | Рената Гётшль (AUT)
|
1:15.27 (1) | 1:29.50 (4) | 2:44.77 мин |
| 3 | Мартина Эртль (GER)
|
1:16.78 (7) | 1:28.38 (2) | 2:45.16 мин |
| 4 | Марлис Эстер (SUI)
|
1:17.27 (10) | 1:29.34 (3) | 2:46.61 мин |
| 5 | Михаэла Дорфмайстер (AUT)
|
1:15.85 (2) | 1:31.00 (6) | 2:46.85 мин |
| 6 | Линдси Килдоу (USA)
|
1:16.41 (4) | 1:31.44 (8) | 2:48.05 мин |
| 7 | Женевьев Симар (CAN)
|
1:18.26 (17) | 1:29.88 (5) | 2:48.14 мин |
| 8 | Катрин Борги (SUI)
|
1:16.88 (8) | 1:31.91 (9) | 2:48.79 мин |
Дата: 14 февраля 2002, 14:45 (скоростной спуск) и 10:00 (слалом)
Участок скоростного спуска: «Wildflower Downhill»
Старт: 2655 м, Финиш: 1948 м
Высота: 707 м, Streckenlänge: 2237 м
Участок слалома: «Wildflower Slalom»
Старт: 2100 м, Финиш: 1948 м
Высота: 152 м
Стартовали 31 спортсменка, финишировали 24.
Напишите отзыв о статье "Горнолыжный спорт на зимних Олимпийских играх 2002"
Ссылки
- [www.games2002.ru/results_alpineskiing.shtml Результаты зимних Олимпийских игр 2002 года, горнолыжный спорт]
|
Это заготовка статьи об Олимпийских играх. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Горнолыжный спорт на зимних Олимпийских играх 2002
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
