Дюнуа (графство)
Поделись знанием:
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
(перенаправлено с «Граф Шатодёна»)
Графство Дюнуа́ (фр. Comté de Dunois) — небольшое французское средневековое графство, включавшее в себя территории города Шатодён и его окрестностей. Начиная с X века представляло собой графство Шатодён, входившее в состав владений графов Блуа. От имени графов Блуа графством управляли виконты Шатодёна, которые постепенно достигли значительной независимости, формально оставаясь вассалами графов Блуа. Титул виконтов Шатодена также был наследственным.
В 956 году Тибо I Плут, граф Блуа захватил Шартр и Шатодён. Для управления городом он назначил виконта, потомки которого носили этот титул до 1391 года.
В 1241 году, благодаря браку, титулы графа Блуа и Дюнуа перешли к дому Блуа-Шатильон.
В 1391 году Ги II, граф Блуа и Дюнуа, после смерти сына и наследника Людовика III, продал графства Блуа и Дюнуа Людовику I, герцогу Орлеанскому. Практически в это же время, в 1395 году виконт Шатодёна Гильом II де Краон, продал ему же свои права на Шатодён.
В 1441 году Карл Орлеанский дал титул графа Дюнуа своему незаконному брату Жану I Дюнуа, бастарду Орлеанскому. Титул графа Дюнуа впоследствии носили его потомки — Лонгвили.
В 1694 году, после смерти последнего из них, титул графа Дюнуа перешел к побочному потомку дома Бурбон-Суассон. Наследница последнего принесла титул дому д’Альбер.
Список графов Шатодёна
- 956—975: Тибо I Плут
- 975—995: Эд I, сын предыдущего
- 995—1004: Тибо II, сын предыдущего
- 1004—1037: Эд II, брат предыдущего
- 1037—1089: Тибо III, сын предыдущего
- 1089—1102: Этьен I, сын предыдущего
- 1102—1152: Тибо IV Великий, сын предыдущего
- 1152—1191: Тибо V Добрый, сын предыдущего
- 1191—1205: Людовик I, сын предыдущего
- 1205—1218: Тибо VI, сын предыдущего
- 1218—1230: Маргарита, тетка предыдущего
- 1231—1249: Гуго I, муж предыдущей
- 1249—1279: Жан I, сын предыдущего
- 1279—1291: Жанна, дочь предыдущего
- 1292—1307: Гуго II, двоюродный брат графини Жанны
- 1307—1342: Ги I, сын предыдущего
- 1342—1346: Людовик II, сын предыдущего
- 1346—1372: Людовик III, сын предыдущего
- 1372—1381: Жан II, брат предыдущего
- 1381—1386: Ги II, брат предыдущего
- 1386—1391: Людовик IV, сын предыдущего
Список графов Дюнуа
- 1439—1468: Жан III, незаконнорожденный брат предыдущего
- 1468—1491: Франциск I, сын предыдущего
- 1491—1513: Франциск II, сын предыдущего
- 1513—1515: Рене I, дочь предыдущего
- 1515—1516: Людовик VI, дядя предыдущей
- 1516—1524: Клод I, сын предыдущего
- 1524—1537: Людовик VII, брат предыдущего
- 1537—1551: Франциск III Маленький Герцог, сын предыдущего
- 1551—1573: Леонор I, двоюродный брат предыдущего
- 1573—1595: Генрих I, сын предыдущего
- 1595—1663: Генрих II, сын предыдущего
- 1634—1634: Генрих III, сын предыдущего
- 1663—1672: Карл II, брат предыдущего
- 1672—1694: Жан IV, брат предыдущего
- с 1694—в составе королевского домена.
См. также
Напишите отзыв о статье "Дюнуа (графство)"
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/CENTRAL%20FRANCE.htm#_Toc220135133 COMTES de BLOIS]
- [racineshistoire.free.fr/LGN/PDF/Chatillon.pdf Chatillon]
- [www.genealogy.euweb.cz/capet/capet27.html Duc de Longueville]
Отрывок, характеризующий Дюнуа (графство)
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
