Гриндлер, Болеслав Фридрихович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гриндлер Болеслав Фридрихович
Род деятельности:

горный инженер, горноспасатель, начальник Центральной спасательной станции (1919—1926), начальник военизированных горноспасательных частей Сибири и Дальневосточного края.

Дата рождения:

19 сентября 1889(1889-09-19)

Место рождения:

г. Полтава, Российская империя

Гражданство:

Российская империя Российская империя СССР СССР

Дата смерти:

14 марта 1938(1938-03-14) (48 лет)

Место смерти:

г. Москва

Дети:

Азарова, Юлия Болеславовна — дочь.

Болесла́в Фри́дрихович Гри́ндлер (1889—1938) — советский горный инженер, горноспасатель, учёный, выдающийся хозяйственник-организатор, один из основоположников горноспасательного дела в СССР.





Биография

Родился 19 сентября 1889 года в г. Полтаве в семье бухгалтера.

В 1905 году был исключён из Полтавского реального училища за участие в политических беспорядках.

В 1907 году поступил в Горловское горное училище, по окончании которого работал в Донбассе, а затем уехал на золотые прииски в Сибирь.

Донецкий период

В 1918 году вернулся в Донбасс, где в 1919 году возглавил Центральную спасательную станцию в Макеевке в качестве заведующего.

С 1920 по 1926 год руководил восстановлением разрушенных спасательных станций Донбасса, расширением и модернизацией действующих и строительством новых станций. Благодаря его настойчивости в Донбассе были, в том числе, открыты Голубовская и Горловская спасательные станции. Одновременно Б. Ф. Гриндлер доставал оборудование, организовал научно-исследовательскую и практическую работу горноспасательных центров и станций, обучал кадры горноспасателей.

Неоднократно участвовал в спасении людей и ликвидации катастроф в шахтах.

«К 1920 году горноспасательное дело в СССР почти прекратило своё существование, и когда пришлось взятся за его восстановление в условиях совершенной разрухи и полного отсутствия каких бы то ни было средств и технических материалов, то никто из товарищей по работе не верил, что из этого что-нибудь выйдет». </p> <p align="right">Б. Ф. Гриндлер, «Пути развития горноспасательного дела в СССР».</p> <p align="right">Доклад на 1-м Донецком съезде по безопасности горных работ, Горловка, 1925.</p> </blockquote> Благодаря усилиям Б. Ф. Гриндлера, такое восстановление оказалось возможным. Горноспасательное дело было изъято из ведения рудоуправлений и шахт, остатки аппаратуры и запасных частей реквизированы и создана централизованная организация с единым управляющим органом. В то время подобной централиации горноспасательного дела не было ни в одной стране мира. Это позволило спасти горноспасательное дело СССР и вывести его на качественно иной уровень развития. В 1928 году, в числе многих других опытных руководителей угольной отрасли, был обвинен в связях с зарубежными подрывными центрами (Шахтинское дело). В 1930 году высылан из Донбасса в Казахстан.

Кузнецкий период

В 1930 году Б. Ф. Гриндлер назначен главным инженером треста «Казстройуголь» (позднее — трест «Карагандауголь»). Совместно с К. О. Горбачёвым, первым управляющим трестом и одним из первых организаторов угольной отрасли СССР, руководил развитием геологоразведочных и изыскательских работ в Карагандинском угольном бассейне, закладкой новых шахт, строительством рудничных дворов, постройкой надшахтных зданий, жилья для работников.

В то же время он активно работал над созданием в Караганде горноспасательной службы. Благодаря его энергии и настойчивости, первая горноспасательная станция Карагандинского угольного бассейна вступила в строй 1 ноября 1932 года.

В 1928 году Совет народных комиссаров РСФСР принял решение о создании [scgss.narod.ru/fotoarhiv.html Центральной спасательной станции] в г. Ленинск-Кузнецкий — географическом центре будущего индустриального Кузбасса. Б. Ф. Гриндлер осуществлял консультацию этого проекта, поскольку был не только выдающимся горным инженером, но и имел ценный опыт организации оперативных работ по спасению людей и ликвидации аварий в шахтах.

В 1932 году переведен в Кузбасс в связи с назначением Начальником военизированных горноспасательных частей Сибири и Дальневосточного края с базированием в г. Ленинск-Кузнецкий.

Активно занимался становлением и развитием горноспасательного дела. Под его руководством, в 1934 году сдана в эксплуатацию Сибирская Центральная спасательная станция в г. Ленинск-Кузнецкий, которая по своим масштабам и техническим возможностям была одной из лучших в СССР и за рубежом.

В 1932 году Б. Ф. Гриндлер организовал при районных спасательных станциях городов Анжеро-Судженск, Прокопьевск и Ленинск-Кузнецкий создание особых лабораторий, изучавших явление окисляемости углей и определявших степень самовозгораемости массивных пластов Кузбасса.

В 1933 году организовал при районных горноспасательных станциях Сибири и Дальнего Востока особые психотехнические, физиологические и эргометрические лаборатории, которые инспектировали состояние здоровья кандидатов, поступающих на горноспасарельную службу, и регулярно контролировали их физическое состояние.

В 1934 году объединил все лаборатории, в том числе и особые, в единый научно-исследовательский отдел при вновь созданной инспекции ВГСЧ Сибири и Далекого Востока. Лично осуществлял руководство научно-исследовательскими работами.

Несмотря на загруженность в своем непосредственном деле, создал в 19321934 годах Ленинск-Кузнецкую опытную станцию подземной газификации угля на пласте «Журинском».

Автор множества статей, инструкций и наставлений по горноспасательному делу, в том числе известных пособий[1][2]. Активно сотрудничал с вновь созданным «Сборником трудов и материалов по горноспасательному делу».

Опубликованные им работы использовались для повышения уровня знаний горноспасателей и работников шахт и рудников СССР.

Арест и гибель

9 декабря 1937 года арестован в Кузбассе по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации.

14 марта 1938 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорён к расстрелу.

Место захоронения — Бутово-Коммунарка.

25 августа 1956 года определением Военной коллегии Верховного суда СССР реабилитирован.

Награды

6 ноября 1933 года за исключительно энергичную работу по горноспасательному делу награждён именным пистолетом.

Напишите отзыв о статье "Гриндлер, Болеслав Фридрихович"

Литература

  • Золотой век МакНИИ: история создания, развития и становления (1907—2007)/под ред. канд. техн. наук О. М. Брюханова — Донецк: ТОВ «ВПП „Промiнь“», 2007—416 с. : илл. — ISBN 966-96743-4-1.

См. также

Примечания

  1. Гриндер БФ. [commons.wikimedia.org/wiki/File:Гриндер_Что_нужно_знать_всем_работающим_в_респираторе_1916.pdf Что нужно знать всем работающим в респираторах]. — Луганск: Типография "Труд", 1916. — 17 с.
  2. Гриндер БФ. [commons.wikimedia.org/wiki/File:Гриндер_1932.djvu Что нужно знать всем работающим в респираторах]. — 4 изд. — Харьков, Киев: Объединение научно-технических издательств Украины, 1932. — 149 с. — 5000 экз.

Ссылки

  1. [inkaraganda.kz/articles/106098 Судьба горных светил, газета «Индустриальная Караганда»].
  2. [miningwiki.ru/wiki/Гриндлер_Болеслав_Фридрихович Гриндлер Болеслав Фридрихович, MiningWiki — свободная шахтёрская энциклопедия].
  3. [miningwiki.ru/wiki/История_горноспасательного_дела История горноспасательного дела, MiningWiki — свободная шахтёрская энциклопедия].
  4. [www.sakharov-center.ru/asfcd/martirolog/?t=page&id=5228 Гриндлер Болеслав Фридрихович, Мартиролог жертв политических репрессий, расстрелянных и захороненных в Москве и Московской области в 1918—1953 гг.]

Отрывок, характеризующий Гриндлер, Болеслав Фридрихович

– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.