Гусман, Израиль Борисович

Израиль Борисович Гусман (18 августа 1917, Нижний Новгород — 29 января 2003) — советский и российский дирижер и педагог, народный артист РСФСР, профессор Нижегородской консерватории.

Биография

Родился 18 августа 1917 года в Нижнем Новгороде в семье известного музыкального критика Бориса Евсеевича Гусмана. Вскоре семья Гусмана переехала в Москву. В 1931 году Израиль Борисович закончил музыкальное училище им. Гнесиных и поступил на военно-дирижёрский факультет Московской консерватории. В годы учёбы он начал работать в оркестре Музыкального театра им. В. И. Немировича-Данченко, затем в оркестре Московской филармонии.

В 1942 году Гусман был назначен руководителем оркестра 4-го Украинского фронта. Давал концерты для частей фронта и населения на Украине, в Польше, Чехословакии и Германии. В 1946 году стал лауреатом Всесоюзного смотра молодых дирижёров в Ленинграде.

С 1947 года Гусман возглавлял оркестр Харьковской филармонии. Начиная с этого времени он сочетал исполнительскую деятельность с педагогической.

В 1957—1987 годах И. Б. Гусман возглавлял симфонический оркестр Горьковской (ныне Нижегородской) филармонии. Стал одним из главных организаторов первого в СССР фестиваля «Современная музыка», который регулярно проводился с 1962 года. Дирижёрскому мастерству у Гусмана учились М. Л. Ростропович и В. Т. Спиваков.

В 1963—1964 годах работал дирижёром в Большом театре, дирижировал в постановках опер «Пиковая дама» и «Борис Годунов». В 1963—1964 годах как приглашённый дирижёр он выступал с крупнейшими симфоническими коллективами СССР (Государственным оркестром, Большим симфоническим оркестром Центрального телевидения, оркестром Ленинградской филармонии, государственными оркестрами Украины, Белоруссии, Балтии и другими). Не раз выступал за рубежом. Стал одним из главных организаторов первого в СССР фестиваля «Современная музыка», который регулярно проводился с 1962 года.

В 1978 году И. Б. Гусману было присвоено звание народного артиста РСФСР, в 1981 году — профессора Горьковской консерватории. В 1996 году Гусману было присвоено звание «Почётный гражданин Нижегородской области».

И. Б. Гусман умер в Нижнем Новгороде 29 января 2003 года. Похоронен на Бугровском кладбище Нижнего Новгорода.

Память

В июне 2004 года на стене дома № 6 по улице Варварской в Нижнем мНовгороде была установлена мемориальная доска И. Б. Гусмана. В церемонии открытия приняли участие Г. Вишневская, М. Ростропович, Л. Дроздова (народная артистка РФ, вдова И. Б. Гусмана), художественный руководитель Нижегородской филармонии О. Томина и другие известные деятели культуры Нижнего Новгорода.

Мемориальная доска в виде открытого рояля выполнена из чёрного мрамора. В верхней части доски на фоне нотного стана — погрудное изображение И. Б. Гусмана за дирижёрским пультом. Ниже золотом высечен текст: «В этом доме с 1970 по 2003 год жил выдающийся дирижёр и музыкальный деятель, народный артист России, Почётный гражданин Нижегородской области Гусман Израиль Борисович».

Литература

• Беляков В., Блинова В., Бордюг Н. Оперная и концертная деятельность в Нижнем Новгороде — городе Горьком. — Горький, 1980.
• Гусман И. Б.//Кто есть кто в Нижегородской области. — Нижний Новгород, 1998.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Гусман, Израиль Борисович

После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.