Деркач, Сергей Петрович

Сергей Деркач
Общая информация
Полное имя	Сергей Петрович Деркач
Родился	14 ноября 1966(1966-11-14) (57 лет) Будапешт, Венгрия
Гражданство	СССР Россия
Рост	180 см
Вес	75 кг
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
—1984	Нистру
Клубная карьера*
1985	Динамо (Брест)	22 (3)
1986—1988	Динамо (Минск)	41 (7)
1989—1991	Динамо (Москва)	58 (6)
1992—1993	Динамо (Москва)	33 (4)
1993—1994	→  Базель	5 (0)
1994	Динамо (Москва)	5 (0)
1995—1996	Алания	38 (6)
1997—1998	Сатурн	18 (1)
Тренерская карьера
2002	Химки	и. о.
2003	Химки
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Серге́й Петро́вич Дерка́ч (14 ноября 1966, Будапешт, Венгрия) — советский и российский футболист. Выступал на позиции полузащитника. Мастер спорта СССР.

Карьера

Родился в Будапеште, в семье военного.

Начинал футбольную карьеру в молдавском «Нистру». В 1985 году пришёл в «Динамо» (Брест). Играл во второй лиге, провёл 22 матча и забил 3 мяча. В 1986 перешёл в минское «Динамо». Выступал за клуб 2 года, сыграл 41 матч, забив 7 голов. В 1987 стал финалистом Кубка СССР: минчане уступили киевскому «Динамо» по пенальти. Также играл в еврокубках, в Кубке УЕФА и Кубке Кубков.

В 1989 году стал игроком московского «Динамо». Играл до 1993 года, затем уехал в Швейцарию, в «Базель», где провёл один сезон и вернулся в «Динамо». Всего за москвичей он сыграл 96 матчей в чемпионате.

В 1995 году перешёл в «Аланию», и в том же году стал чемпионом России. В 1997—1998 годах выступал за «Сатурн».

После завершения карьеры стал тренером. В 2002 был исполняющим обязанности главного тренера в «Химках», в 2003 году работал главным тренером.

Достижения

• Чемпион России: 1995
• Серебряный призёр чемпионата России: 1994, 1996
• Бронзовый призёр чемпионата России: 1992, 1993
• Бронзовый призёр чемпионата СССР: 1990
• Финалист Кубка СССР: 1987
• Победитель первого дивизиона: 1998

Отрывок, характеризующий Деркач, Сергей Петрович

– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.