Торп, Джим

Олимпийские награды
Лёгкая атлетика (мужчины)
Золото	Стокгольм 1912	пятиборье
Золото	Стокгольм 1912	десятиборье

Джакобус Франсискус Торп (сокращенно Джим Торп; англ. Jacobus Franciscus Thorpe, сок-фокс Уа-То-Хак (Wa-Tho-Huk), 28 мая 1888, Прага, Оклахома — 28 марта 1953, Ломита, Калифорния) — американский спортсмен, легкоатлет (бег, прыжки в длину, высоту и с шестом, метание диска и копья, толкание ядра, пятиборье, десятиборье), принимал участие также в соревнованиях по баскетболу, бейсболу, американскому футболу (на профессиональном уровне), хоккею, плаванию, теннису, боксу, стрельбе из лука. Двукратный победитель летних Олимпийских игр 1912 года.

Биография

Сведения о дате рождения, об имени, данном при рождении, и об этническом происхождении Торпа противоречивы, так как его свидетельство о рождении было утеряно. В основном источники сходятся на том, что он родился от отца, который имел смешанное ирландско-индейское происхождение (группа племён сауков и фоксов) и от матери, в которой текла французская и индейская кровь (она была потомком вождя племени Потаватоми). Оба его родителя, как и он сам, были католиками.

Торп рос как член племени индейцев, к которому принадлежали предки его отца, учился в школе для индейцев. В 1904 он поступил в Индейскую промышленную школу в Карлейсле, Пенсильвания (где впервые проявились его способности как атлета), но был вынужден временно бросить учёбу после смерти отца. Впоследствии он вернулся в школу и продолжил там свои занятия спортом.

Победа на Олимпийских играх

Торп выиграл две золотые медали по легкоатлетическому пятиборью (которое состояло из прыжков в длину, метания копья и диска, а также бега на 200 и 1500 метров) и десятиборью (аналогичному современному) на Летних Олимпийских играх 1912 года в Стокгольме. В общем итоге он выиграл 8 из 15 дисциплин этих видов. Его отрыв от второго места в десятиборье составил более 700 очков, а установленный рекорд — 8,413 очков — превосходил предыдущий рекорд на 998 очков и продержался более двух десятилетий. Кроме этого, он занял 4 место в прыжках в высоту и 7 — в прыжках в длину.

Данный результат получил широкий общественный резонанс. Существует легенда, что, когда шведский король Густав вручал Торпу золотую медаль вместе с бюстом (специальным королевским призом за победу в десятиборье), он сказал: «Сэр, вы самый великий атлет мира». На что Торп, по легенде, ответил «Благодарю вас, король». Данная легенда, однако, не подтверждается современными ей источниками, впервые она появилась в 1940-е годы. За победу в пятиборье Торп тоже получил специальный приз, который презентовал царь Николай II.

Известно, что, поскольку легкоатлетические туфли Торпа были украдены перед самыми стартами, он был вынужден выступать (и выиграл обе медали) в двух туфлях от разных пар, найденных в мусорной корзине. Эти туфли можно увидеть на его снимке 1912 года, при этом видно также, что ему пришлось надеть дополнительные носки на одну из ног, так как одна из туфель была очень велика.

Дисквалификация

Олимпийские медали спортсмена были отобраны Международным олимпийским комитетом в 1913 году, когда раскрылся факт, что Торп играл в бейсбол на полупрофессиональном уровне в течение двух сезонов до выступления на Играх, получая деньги после матчей (на то время в Олимпийских играх разрешали участвовать лишь любителям). Данное решение вызвало споры, которые продлились почти 70 лет. Позднее многие специалисты пришли к выводу, что лишение медалей имело дискриминационный характер, ибо Торп был частично индейцем по национальности.

Интересно отметить, что президент МОК в 1952—1972 годах Эвери Брендедж, который категорически противился восстановлению прав Торпа все годы своего пребывания в должности (мотивируя это тем, что «незнание не освобождает от ответственности»), выступал за США на тех же олимпийских соревнованиях по легкоатлетическому пятиборью и десятиборью в 1912 году, которые выиграл Торп.

Профессиональная карьера

Выступал как профессионал до возраста 41 год. Играя в бейсбол, Торп 6 лет провёл, выступая на позиции аутфилдера, в командах «Нью-Йорк Джайентс», «Цинциннати Редс», «Бостон Брэйвс». В 1916 году футбольная команда Торпа «Кантон Бульдогс» выиграла первый из трёх неофициальных национальных званий чемпиона. В то время он был первым президентом существующей сейчас Национальной футбольной лиги.

Смерть и перезахоронение

Спортсмен скончался от последствий сердечных приступов 28 марта 1953 года в своём доме в Ломите, Калифорния. Тело было перевезено и захоронено в Шони, штат Оклахома. Общественность искала возможность создания мемориала и парка, но власти медлили с финансированием. Третья жена спортсмена, Патрисия, узнала, что городок Мауч-Чунк в Пенсильвании ищет способы привлечения бизнеса. Патрисия обратилась к властям городка с предложением о переносе останков мужа. И уже в 1954 году городские власти перенесли останки, сделали мемориал (мавзолей), а сам Мач-Чанк был переименован в Джим-Торп (хотя сам спортсмен никогда там не бывал). Ныне это окружной центр округа Карбон.

Восстановление в правах

В 1983 году Торп был официально восстановлен в правах олимпийского чемпиона. Поскольку на тот момент официального разрешения на выступление профессиональных спортсменов в Играх всё ещё не существовало, формальным основанием для восстановления в правах был тот факт, что дисквалификация состоялась больше чем через полгода после соревнований, тогда как правила 1912 года давали на вынесение подобных решений не более 30 дней. Официальное разрешение на участие профессионалов в Играх было принято только перед Олимпийскими играми 1988 года.

Признание заслуг

По результатам опроса, проведённого американским телеканалом ABC Sports, Торп был признан величайшим атлетом XX века. Среди конкурентов были Мохаммед Али, бейсболист Бейб Рут, Джесси Оуэнс, Уэйн Гретцки, гольфист Джек Никлаус, Пеле, Вильма Рудольф, Мартина Навратилова, Джекки Джойнер-Керси и Майкл Джордан.

История жизни Торпа была экранизирована в фильме 1951 года «Джим Торп: настоящий американец», где снялся Берт Ланкастер.

В США была выпущена почтовая марка с Торпом.

Литература

• Benjey, Tom. Doctors, Lawyers, Indian Chiefs. — Carlisle, PA: Tuxedo Press, 2008. — ISBN 978-0-9774486-7-8
• Buford, Kate. Native American Son: The Life and Sporting Legend of Jim Thorpe (Knopf, 2010), 496pp; major biography. ISBN 978-0-375-41324-7. [www.nytimes.com/2010/12/12/books/review/Jennings-t.html NewYork Times review]
• «In the Matter of Jacobus Franciscus Thorpe» in Bill Mallon and Ture Widlund, The 1912 Olympic Games — Results for All Competitors in All Events, with Commentary. Jefferson, NC: McFarland, 2002. ISBN 0-7864-1047-7
• Newcombe, Jack. The Best of the Athletic Boys: The White Man’s Impact on Jim Thorpe. Garden City, NY: Doubleday, 1975. ISBN 0-385-06186-2
• Updyke, Rosemary Kissinger. Jim Thorpe, the Legend Remembered. Gretna, LA: Pelican, 1997. ISBN 1-56554-539-7
• Wallechinsky, David. The Complete Book of the Summer Olympics. Woodstock, NY: Overlook Press, 2000. ISBN 1-58567-046-4

Ссылки

• [www.jimthorpeassoc.org/ Jim Thorpe Association]
• [www.galenfrysinger.com/oklahoma_jim_thorpe.htm Jim Thorpe House Museum]

Отрывок, характеризующий Торп, Джим

Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.