Диотима
| Диотима |
Диоти́ма или Диоти́ма из Мантине́и[1] (греч. Διοτίμα) — жрица, жившая в древней Мантинее (греч. Μαντίνεια, древний город в Аркадии или Аркадах (греч. Αρκάδες) — области Древней Греции), которая играет важную роль в Платоновом диалоге «Пир» (греч. «Συμπόσιο» — дословно: «Симпозиум»). Её идеи — происхождение понятия Платонической любви. Так как единственный источник относительно неё — Платон, неясно, была ли она настоящим историческим персонажем или просто вымышленным созданием. Однако почти все характеры, названные в диалогах Платона, как находили, соответствовали настоящим людям, жившим в древних Афинах[2].
Содержание
Роль в Пире Платона
На Пире Платона его участники обсуждают значение любви. Сократ —- самый важный оратор. По его словам, в его юности ему преподавала «философию любви» некая Диотима, которая была провидицей или жрицей. Сократ также утверждает, что Диотима успешно победила эпидемию чумы в Афинах, бушевавшую там примерно в 429 г. до н. э.
В диалоге Сократ также рассказывает, будто Диотима дала ему генеалогию Любви (Эрос), заявляя, что он —- сын «ресурса и потребности» (греч. Ο γιος των πόρων και των αναγκών). По её мнению, любовь — средство подъёма к рассмотрению Божественного. Для Диотимы и для Платона вообще, самое правильное использование любви к другим людям должно направить ум к любви, к Богословию.
Будучи проникнут подлинной «платонической» любовью, красивый (прекрасный) человек вдохновляет ум и душу и направляет внимание к духовным вещам. Каждый проистекает из признания чьей-либо красоты к оценке Красоты, поскольку она существует отдельно от любого лица (человека), к рассмотрению Богословия — источника красоты и любви Бога.
Личность Диотимы
В переводе с греческого имя Диотима (Διοτίμα ← Δίας (Зевс) + τιμή (честь)) обозначает «честь Зевса» или «уважаемый (-ая, -ое) Зевсом». Платон, как полагали некоторые учёные большей части XIX — начала XX веков, использовал как прототип Диотимы Аспасию — вторую жену Перикла. Настолько он был впечатлён её интеллектом и остроумием. Идентичность Диотимы и Аспасии полностью опровергал другой источник — диалог Платона «Μενέξενоς» (Menexenos), в котором Аспасия выступала уже под своим собственным именем. Таким образом учёные пришли к выводу, что Платон не использовал вымышленные имена, а Диотима — реальная историческая фигура[3].
Использование её имени
Её имя часто использовалось в качестве прозвища для философских или художественных произведений, журналов, эссе, и т. д.
- Польская поэтесса Ядвига Лущевская (польск. Jadwiga Łuszczewska; 1834—1908) использовала псевдоним Diotima (Деотима).
- Немецкий поэт Фридрих Гёльдерлин скрыл за именем Diotima Сюзетт Боркенштайна Гонтар (нем. Susette Borkenstein Gontard), которая вдохновила его написать Гиперион. В этой работе некий вымышленный персонаж под именем Гиперион посылает письма своим друзьям Беллармину и Диотиме.
- Итальянский композитор Луиджи Ноно использовать её имя как часть названия в одной из своих наиболее важных работ — струнного квартета «Fragmente-Stille, an Diotima», в котором он также использовал фрагменты писем Гипериона Фридриха Гёльдерлина.
- Диотима — прозвище одной из главных героинь в романе «Человек без свойств» Роберта Музиля, кузины Ульриха Эрмелинды ("Гермины") Туцци.
- Диотима — символ Лени Рифеншталь в немом кино «Святая Гора» (нем. Der Heilige Berg).
- Диотима появляется в коротком стихотворении «Ирпень» Бориса Пастернака.
- В роли Диотимы выступает Лидия Зиновьева-Аннибал на, так называемых «Вечерах Гафиза»[4].
- В честь Диотимы назван астероид (423) Диотима, открытый в 1896 году.
Напишите отзыв о статье "Диотима"
Примечания
- ↑ Так как в греческом языке ударным является второй слог С КОНЦА слова (Манти́нея), в Большой Советской Энциклопедии ударным помечен именно третий слог ([gatchina3000.ru/great-soviet-encyclopedia/bse/073/507.htm см. тут]).
- ↑ Ruby Blondell «The Play of Character in Plato’s Dialogues», Cambridge University Press, 2002, p.31 (Руби Блонделл «Игра Характера в Диалогах Платона» // Издательство Кембриджского университета, 2002, стр. 31)
- ↑ Wider, Kathleen. «Women philosophers in the Ancient Greek World: Donning the Mantle». Hypatia vol 1 no 1 Spring 1986. Part of her argument focuses on the point that all scholars who argued 'for' a fictitious Diotima were male, and most used as a starting point Smith’s (Smith, Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology, 1870) uncertainty of her actual existence.
- ↑ [www.silverage.ru/obed/vech_gafiz.html «Вечера Гафиза»]
Библиография
- Навиа, Луис Э., Сократ, человек и его философии, стр. 30, 171 // Университетское издательство Америки ISBN 0-8191-4854-7
Отрывок, характеризующий Диотима
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
