Дмитрий Черкасов (писатель)
| Дмитрий Черкасов | |
| Имя при рождении: |
Дмитрий Сергеевич Окунев |
|---|---|
| Псевдонимы: |
Дмитрий Черкасов, Дмитрий Серебряков |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1997—2003 |
| Жанр: | |
| Язык произведений: |
русский |
Дми́трий Черка́сов (настоящее имя — Дмитрий Сергеевич Окунев,[1] 1965—2003) — российский писатель, публицист, переводчик, драматург, специалист в области аналогового моделирования и науковедения. Другой псевдоним — Дми́трий Серебряко́в. Имеются утверждения, что настоящее имя автор не раскрывал (в соответствии с конституционной нормой тайны частной жизни), а также никогда не предоставлял своих фотографий и не давал интервью телекомпаниям.[2]
Содержание
Биография
Родился 4 ноября 1965 года в Ленинграде. Окончил филологический факультет Ленинградского государственного университета. Владел английским, французским, испанским, португальским, японским и рядом других языков. Служил в частях особого назначения. Автор множества книг различной направленности: от комментариев к Уголовно-процессуальному кодексу и переводов японской самурайской лирики до романов-боевиков и сатиры. Активно занимался журналистской деятельностью: сотрудничал с газетой «Новый Петербургъ», журналом «Вне закона» и Интернет-агентством федеральный расследований «FreeLance Buereau». Статьи Черкасова регулярно печатались в российской и зарубежной прессе. Писательской деятельностью Черкасов занялся в 1997 году.
Написал ряд произведений о военных приключениях российского биолога Владислава Рокотова. В двух из них — «Последний солдат Президента» и «Белорусский набат» главный герой действует в Белоруссии в обстановке политических интриг оппозиции. Белорусские и российские оппозиционеры, демократы и правозащитники выведены в романах Черкасова как свора беспринципных подлецов и мошенников, полностью продавшихся Западу и являющихся в основном наркоманами, гомосексуалистами и алкоголиками. Книги имели в Белоруссии большой резонанс. В других произведениях Рокотов ведёт партизанскую войну против американских оккупантов в Косово. Совокупный тираж серии с переизданиями около 1,5 миллионов экземпляров.
Трилогия «Приключения весёлых мусоров» написана в юмористическом стиле и посвящена работе одного из РУВД Санкт-Петербурга, где сотрудники правоохранительных органов выведены алкоголиками, взяточниками, глупцами и бездельниками.
В 2003 году Дмитрий дал своё последнее интервью для журнала «Интербизнес».[3]
Внезапно скончался 5 февраля 2003 года в рабочем кабинете от сердечного приступа. В то время работал над произведением «Демократы и капуста». Произведение так и не было закончено. Остался недописанным и ряд других книг. Также за несколько месяцев до смерти Дмитрий Сергеевич принялся за работу над телесериалом «Аналитик», по мотивам своего романа «Головастик», повествующего о деятельности спецподразделений ФСБ. Но накануне съемок от инсульта скончался режиссёр. Сериал так и не был снят.
Похоронен на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.
Библиография
Как Дмитрий Серебряков
- «Особенности национального следствия 1» — Комментарии к УПК
- «Особенности национального следствия 2» — Комментарии к УПК
- «Особенности национального суда 1»
- «Особенности национального суда 2» (книга не вышла)
- «Особенности национального закона» (книга не вышла)
Как Дмитрий Черкасов
- «Ночь над Сербией»
- «Балканский тигр»
- «Косово поле. Балканы»
- «Косово поле. Россия»
- «Последний солдат Президента»
- «Белорусский набат»
- «Крестом и булатом. Вторжение»
- «Крестом и булатом. Атака»
- «Багдадский хлопец»
- «У края России»
- «Танцы теней»
- «Рокировка»
- «Точка росы»
- «Пятая стража»
- «Головастик: свой среди своих»
- «Шансон для братвы»
- «Канкан для братвы»
- «Один день Аркадия Давидовича» («Один день Аркадия Давидовича» и главы из романа «Демократы и капуста»)
- «Реглан для братвы»
- «Вигвам для братвы» — вышла в 2007 году, на самом деле «Реглан для братвы»
- «На Бейкер-стрит хорошая погода, или Приключения веселых мусоров» — в соавторстве с Андреем Воробьевым
- «Обреченные эволюцией, или Новые приключения веселых мусоров» — в соавторстве с Андреем Воробьевым
- «Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу!» — переделанная версия первых двух книг про веселых мусоров
- «Братва особого назначения» («Демьян и три рэкетера»)
- «Демьян и три рэкетера 9 ½ месяца спустя»
- «Витек Дображелон»
- «Витек Дображелон и золото Султана»
- «Чего не могут олигархи»
- «Последний поход Демьяна или Вперед в Америку!»
- «Операция „Вурдалак“»
- «Операция „Зомби“»
- «Операция „Наследник“»
- «Самец, или Приключения веселых „мойдодыров“»
- «Сиреневый туман, любовь и много денег»
В продаже существует множество книг, изданных под торговой маркой Дмитрий Черкасов тм.
Велика вероятность того, что большинство из них написаны другими авторами, так как Дмитрий Черкасов скончался в 2003 году, а новые книги под его именем активно выходили вплоть до 2009-го.
Экранизации
- 2005 - "Братва. Питерские" (12 серий, режиссёр Сергей Винокуров) - по мотивам романов "Шансон для братвы", "Канкан для братвы", "Реглан для братвы" и др.[4]
- 2005 - "Тайная стража" (12 серий, режиссёр Юрий Музыка) - по мотивам романов "Танцы теней", "Рокировка", "Точка росы" и "Пятая стража"[5]
- 2009 - "Тайная стража. Смертельные игры" (12 серий, режиссёр Александр Строев) - с использованием персонажей[6]
Примечание
- ↑ [modernlib.ru/books/cherkasov_dmitriy/ Черкасов Дмитрий - книги, биография]. modernlib.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ [www.ceo.spb.ru/rus/literature/cherkasov.d/index.shtml Личности Петербурга — Черкасов Дмитрий]
- ↑ [konkretno.ru/2003/12/20/Dmitrij_CHerkasov_Poslednee_interv_yu.html Дмитрий Черкасов. Последнее интервью.]. konkretno.ru. Проверено 22 декабря 2015.
- ↑ [afisha.mail.ru/series_774861_bratva/ «Братва»]. Проверено 9 сентября 2016.
- ↑ [afisha.mail.ru/series_810677_tainaya_strazha/seasons_1/ «Тайная стража»]. Проверено 9 сентября 2016.
- ↑ [afisha.mail.ru/series_810677_tainaya_strazha/seasons_2/ «Тайная стража. Смертельные игры»]. Проверено 9 сентября 2016.
Напишите отзыв о статье "Дмитрий Черкасов (писатель)"
Отрывок, характеризующий Дмитрий Черкасов (писатель)
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
