Дон Кихот (опера)

Опера

Дон Кихот
Don Quichotte
Композитор	Жюль Массне
Автор(ы) либретто	Анри Каэн
Жанр	Героическая комедия
Действий	5
Год создания	1909
Первая постановка	19 февраля 1910 года.
Место первой постановки	Монте-Карло

Дон Кихот (фр. Don Quichotte) — героическая комедия в пяти актах французского композитора Жюля Массне. Французское либретто Анри Каэна. Как и многие другие произведения, главным действующим лицом которых является Дон Кихот, опера Массне лишь отталкивается от сюжета и персонажей знаменитого романа Сервантеса. Непосредственным источником либретто в данном случае является пьеса французского поэта Жака ле Лоррена «Рыцарь печального образа», которая шла в Париже в 1904 году. Массне начал писать оперу в 1909 году, когда из-за ревматических болей композитор оказался прикован к постели. Сочинение «Дон Кихота» стало по словам Массне своего рода лекарством от болезни. Ради этого занятия он отложил неоконченную оперу «Вакх». Массне отождествлял себя с героем своей «героической комедии», поскольку сам был влюблен в певицу Люси Арбель, которая исполнила на премьере роль Дульсинеи. Роль Дон Кихота была написана специально для русского певца Фёдора Шаляпина, с которым у Массне сложились дружеские отношения. Финал оперы оказался печально пророческим для композитора. Во время написания оперы Массне было 67 лет, и через два года он умер. Премьера оперы состоялась 19 февраля 1910 года в опере Монте-Карло. Постепенно опера завоевала широкое признание в театрах всего мира.

Действующие лица

Прекрасная Дульсинея	контральто
Дон Кихот	бас
Санчо Панса	баритон
Хуан, её поклонник	тенор
Родригес	тенор
Педро	сопрано
Гарсиа	сопрано
Двое слуг	баритоны
Атаман разбойников и четыре разбойника	разговорные роли
Горожане, гости Дульсинеи, разбойники

Либретто

Акт первый. Площадь перед домом прекрасной Дульсинеи

Перед домом Дульсинеи в праздничный день собралась толпа поклонников её красоты. Четверо из них: Хуан, Родригес, Педро и Гарсиа, поют серенаду. На балконе появляется Дульсинея. Она рассуждает о том, что быть любимой только за красоты недостаточно (ария Дульсинеи «Quand la femme a vingt ans»). Хуан и Родригес обсуждают слова Дульсинеи. Внезапно толпа взрывается рукоплесканиями. На площадь выезжают Дон Кихот и его оруженосец Санчо Панса. В ответ на приветствия толпы, жалобы нищих Дон Кихот приказывает Санчо раздать все деньги из кошелька нуждающимся. Толпа в восторге. Постепенно все расходятся. Дон Кихот посылает воздушные поцелуи Дульсинее, красота которой также пленила старого рыцаря. Санчо просит отпустить его в ближайшую таверну и, заручившись согласием господина, уходит. Наступают сумерки. Дон Кихот поет серенаду (ария Дон Кихота «Quand apparaissent les étoiles»). На площадь возвращается поклонник Дульсинеи Хуан и пытается затеять ссору. Но Дон Кихот сначала заканчивает серенаду, а затем достает меч. Начинается поединок. Из дому выбегает Дульсинея и останавливает сражающихся. Конечно же она предпочитает старому рыцарю юного красавца Хуана. Но, тронутая верностью Дон Кихота, обещает свою благосклонность, если тот вернет ей ожерелье, похищенное разбойниками. Возвращается толпа, и Дульсинея при всех повторяет своё обещание. Дон Кихот счастлив и отправляется на поиски ожерелья.

Акт второй. В сельской местности

Туманное утро. Дон Кихот сочиняет любовную поэму в честь своей дамы Дульсинеи. Сопровождающий его Санчо пытается убедить господина, что Дульсинея смеется над ним, и никакого ожерелья и разбойников не существует (ария Санчо «Quand je sens les nodosites»). Дон Кихот с возмущением опровергает доводы Санчо. На горизонте показываются очертания ветряных мельниц. Дон Кихот, принимая их за великанов, набрасывается на крылья мельниц и повисает, застряв в одном из них. Санчо зовет на помощь.

Акт третий. В горах Сьерры

Дон Кихот считает, что нашел следы, ведущие в логово разбойников. Санчо умоляет его вернуться, но Дон Кихот непреклонен. Наступает ночь. Санчо засыпает. Дон Кихот стоит на страже. Внезапно действительно появляются разбойники. Дон Кихот атакует их, но вскоре терпит поражение. Разбойники разводят костер, чтобы сжечь пленника. Но Дон Кихот смело отвечает им и объясняет, что служит прекрасной даме (ария «Je suis le chevalier errant»). Потрясенные силой духа и благородством старого рыцаря разбойники освобождают его и возвращают похищенное ожерелье. Дон Кихот будит Санчо, который проспал все эти события, и они трогаются в обратный путь.

Акт четвертый. Сад возле дома Дульсинеи

У Дульсинеи бал. Гости танцуют и веселятся. Хозяйка как всегда окружена поклонниками. Но она не веселится. Дульсинея тоскует о настоящей рыцарской любви, готовой на подвиги ради любимой (ария «Ne pensons qu’au plaisir d’aimer»). Гости пытаются развлечь её, но безуспешно. Звонят к обеду, и все уходят в дом. Входит Санчо. Он требует доложить хозяйке о прибытии рыцаря. Два лакея высмеивают его. Входит Дон Кихот. Санчо просит у него награды за верную службу. Дон Кихот заявляет, что как только его мечта о женитьбе на Дульсинее осуществится, он осыплет своего оруженосца богатствами, подарит остров. Возвращается Дульсинея с гостями. Они готовы посмеяться над незадачливым рыцарем, но все умолкают, когда Дон Кихот торжественно возвращает Дульсинее ожерелье. Рыцарь требует выполнения обещания — Дульсинея должна стать его женой. В ответ на это Дульсинею охватывает истерический хохот. Она объясняет, что их договор был только шуткой. Мечты о рыцарской любви — всего лишь красивые слова. На самом деле она создана совсем для другой жизни и вовсе не является тем идеалом, которым представляется Дон Кихоту (ария «Oui, je souffre votre tristesse, et j’ai vraiment chagrin à vous désemparer»). Гости смеются над рыцарем. Им гневно отвечает Санчо (ария «Riez, allez, riez du pauvre idéologue») и призывает Дон Кихота бросить это общество негодяев и бродить по свету, бороться с низостью, платить добром за зло. Дон Кихот и Санчо уходят.

Акт пятый. В дремучем лесу

Ясная звездная ночь. Санчо ухаживает за смертельно больным Дон Кихотом. Рыцарь, вспоминая, что обещал подарить оруженосцу остров, говорит, что дарит ему самое дорогое, что у него есть — Остров грез (ария «Prends cette île»). Ему кажется, что звезды горят ярче, он слышит голос Дульсинеи. Копье выпадает из рук Дон Кихота. Рыцарь без страха и упрека умер.

Дискография

• Массне. Дон Кихот. М. Кангалович, Б. Калеф, М. Васильевич, О. Милошевич, Н. Янчич, Д. Старк. Дирижер Оскар Данон / Белградская Опера 1960
• Массне. Дон Кихот. Н. Гяуров, Г. Бакье, Р. Креспен, М. Комман. Дирижер Казимеж Корд / LONDON 1979
• Массне. Дон Кихот. М. Бачелли, М. Зятькова, Р. Скандьюцци, А. Вернес. Дирижер Яп ван Зведен / Амстердам Concertgebouw 1.4.2006

Литература

• Оперные либретто. — М., 1954.

Ссылки

• [www.karadar.com/Librettos/massenet_Quichotte.html Полный текст либретто]

[www.classicmus.ru/DonKihotHistory.html История создания оперы «Дон Кихот». Редкие архивные иллюстрации.]

Отрывок, характеризующий Дон Кихот (опера)

– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…