Таис (опера)

Опера

Таис
Thaïs
Композитор	Жюль Массне
Автор(ы) либретто	Луи Галле
Жанр	Лирическая опера
Действий	3
Год создания	1893-1894
Первая постановка	16 марта 1894 года.
Место первой постановки	Париж

Таис (фр.  Thaïs) — лирическая опера в трёх актах французского композитора Жюля Массне. Французское либретто Луи Галле написано по мотивам одноимённого романа Анатоля Франса (1890). В основу либретто, как и романа Франса, положено легендарное житие Святой Таис Египетской.

Премьера состоялась 16 марта 1894 года в Париже в театре Опера Гарнье. Заглавная роль была написана Массне специально для американской певицы Сибил Сандерсон, которая и исполнила её на премьере. В 1898 году в Париже была исполнена вторая редакция оперы.

Партия Таис, также как и другая заглавная партия, написанная Массне специально для Сандерсон — Эсклармонда, очень сложна и требует виртуозного исполнения. Поэтому опера «Таис» достаточно редко попадает в репертуар театров. Отдельной известностью пользуется интермеццо из второго акта (так называемая «медитация» или «размышление») для скрипки соло и оркестра. Этот фрагмент часто исполняется отдельно и аранжирован для различных инструментов.

Действующие лица

Таис, куртизанка	сопрано
Атанаэль, отшельник	баритон
Нициас, молодой философ	тенор
Палемон, настоятель киновии	бас
Альбина, настоятельница женского монастыря	меццо-сопрано
Кробил, слуга Нициаса	сопрано
Миртал, слуга Нициаса	меццо-сопрано
Монахи, комедианты, философы, гости Нициаса, народ

Либретто

Акт первый

Картина первая. Фиваида

Монахи-киновиты заняты своими повседневными делами. Палемон отдает распоряжения. Среди них выделяется молодой монах Атанаэль. Он побывал в Александрии и видел там на сцене выступление знаменитой куртизанки и танцовщицы Таис. Он знал её раньше. Тогда она была совсем другой — скромной и простой девушкой. Атанаэль хочет убедить Таис бросить порочную жизнь. Палемон поддерживает его в этом. Монахи расходятся, а Атанаэль засыпает. Во сне ему является Таис, которая танцует в образе обольстительной Венеры. Проснувшись, Атанаэль решает немедленно вернуться в Александрию, чтобы вернуть распутницу на честный путь. Палемон благословляет его.

Картина вторая. Терраса особняка Таис в Александрии

Атанаэль пытается проникнуть во дворец Таис, но дворецкий прогоняет его. В это время в сопровождении двух прислужников появляется Нициас, старый друг Атанаэля. Атанаэль посвящает Нициаса в свои планы, тот лишь высмеивает его. Нициас сам один из любовников Таис и весело проводит время в её доме. Монах стоит на своем — он хочет наставить Таис на путь истины. Нициас соглашается ему помочь, он приказывает своим слугам переодеть Атанаэля в богатое платье и проводит во дворец как своего приятеля — богатого чужестранца. На террасе дворца собираются гости — комедианты и философы, они восхваляют Таис и её искусство. Выходит Таис. Нициас представляет ей Атанаэля, как иноземного купца. Таис удивлена необычной серьёзностью гостя. Атанаэль говорит, что пришёл спасти её от греха, указать путь к будущей счастливой жизни. Таис смеется — будущее её не интересует, она живёт настоящим. Однако незнакомец кажется ей интересным, и Таис приглашает его зайти на следующий день.

Акт второй

Картина первая. В покоях Таис

Таис размышляет о своей жизни. Она пытается обмануть себя, говоря, что счастлива, но видно, что поверхностная, полная праздных удовольствий, жизнь её уже не удовлетворяет. Входит Атанаэль. Он ещё раз убеждает куртизанку расстаться со своим греховным прошлым, покаяться и посвятить себя праведной жизни, грозит гневом Господа. Таис напугана — таких слов она ещё не слышала ни от кого. Атанаэль видит, что его проповедь произвела впечатление на Таис, но с ужасом убеждается, что и его красота Таис не оставила равнодушным, тем более, что в юности он был в неё влюблен. В это время с улицы доносится голос Нициса, он зовет её на веселый ночной пир. Таис отказывает Ницису, но просит уйти и Атанаэля. Она должна подумать о своем будущем. Звучит знаменитый инструментальный фрагмент «Медитация Таис».

Картина вторая. Терраса особняка Таис

Ранним утром Атанаэль пришёл узнать решение Таис. После ночи размышлений та приняла решение порвать с прошлой жизнью. Переодетая в скромное платье Таис покидает свой дом. Она готова раздать свои богатства и следовать за Атанаэлем. Желая удостовериться в искренности обращения Таис, Атанаэль требует, чтобы она оставила все свои драгоценности, которые собиралась взять с собой. Таис согласна. В это время с ночного праздника возвращается Ницис с друзьями. Куртизанки и танцовщицы устраивают откровенную пляску прямо на улице. Заметив Таис, гуляки пытаются привлечь и её к своему веселью. Атанаэль обличает их в распутстве, грозит вечной погибелью и поджигает дворец Таис. Толпа хочет наброситься на Атанаэля и убить его. Ницис, чтобы выручить друга, бросает на землю золотые монеты. Толпа алчно бросается подбирать деньги. Воспользовавшись этим, Атанаэль и Таис убегают.

Акт третий

Картина первая. Оазис. Монастырь Белых Сестер

Сюда Атанаэль привёл обращённую им Таис. Таис хочет остаться с Атанаэлем, но они должны разлучиться. Атанаэль возвращается в киновию, а Таис он поручает заботам настоятельницы женского монастыря Альбины.

Картина вторая. Фиваида

Монахи продолжают заниматься своими делами. Только Атанаэль не находит себе места. Он понял, что его поступками руководило не желание обратить Таис к Богу, а земная любовь к ней. Палемон советует ему молиться. Атанаэль засыпает. Ему снится Таис в образе монахини, которая умирает от тоски и любви к нему. В ужасе Атанаэль просыпается. Он не знает, что ему делать.

Картина третья. Оазис. Монастырь Белых Сестер

Измученный страхом за жизнь Таис и своей любовью к ней Атанаэль пришёл в Монастырь Белых Сестер. Альбина подтверждает его опасения — Таис действительно при смерти. Она решила посвятить себя Богу и отрешилась от всего земного. Атанаэль бросается к постели Таис. Он готов бросить монастырь, обещает ей свою любовь и земное счастье. Но Таис нужна жизнь с Богом. Она думает о Небе, смерть её не страшит, это желанное освобождение от тягот земной жизни. Таис умирает. Атанаэль, сраженный горем, рыдает у её ложа.

Литература

• Оперные либретто. — М., 1954.

Ссылки

• [libretto-oper.ru/operas/massenet/tais.php Полный текст либретто оперы «Таис» на русском языке]

Отрывок, характеризующий Таис (опера)

– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.