Дорестад

Дорестадт (Dorestad) — крупный торгово-ремесленный центр Северной Европы эпохи раннего Средневековья. Располагался в междуречье Рейна и Лека на территории Нидерландов, южнее Утрехта, близ современного города Вейк-бей-Дюрстеде (нидерл. Wijk bij Duurstede).

Дорестад служил перевалочным пунктом для рейнских судов, вывозивших из глубин континента зерно и вина, которые отсюда поступали на рынки, расположенные по берегам Балтийского и Северного морей. В Дорестаде имелся и собственный монетный двор, где чеканили монету наследники Хлодвига и первые Каролинги.

В VII—VIII вв. за обладание Дорестадом с франками часто спорили фризы, которые норовили сделать его столицей своего государства. В IX веке торговый город сделался объектом нападений со стороны викингов. Наиболее разрушительные набеги перечислены в хрониках за 834—836, 844, 857 и 863 гг. Последние два набега приходятся на время, когда Дорестад отпал от Франкского государства и управлялся датским конунгом из рода Скьёльдунгов. Звали его Рёриком.

Военные тревоги и заиление Старого Рейна подорвали экономическое благополучие Дорестада. С середины IX века начинается его упадок, а купцы перебираются в соседние торговые центры — Девентер и Тил. Одно из последних упоминаний — в документе лотарингского короля Цвентибольда, данном епископу Утрехта Адальбольду 24 июня 896 года.

Частые разливы рек мало что сохранили от развалин древнего города. Следы раннесредневекового поселения, тем не менее, прослеживаются на территории в 50 га.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Дорестад

– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.