Евангелическая церковь чешских братьев

Евангелическая церковь чешских братьев (чеш. Českobratrská církev evangelická) — крупнейшая кальвинистско-лютеранская община Чехии. Юридически зарегистрирована в 1918 году, после распада Австро-Венгрии, однако возводит свою историю ко временам чешской реформации и Яна Гуса.

История

В XV веке Чехия стала родиной пред-Реформации, которая влилась в общий поток европейской Реформации XVI века. В 1564 году чешские братья перевели Новый завет на чешский язык. Сильный удар по чешскому протестантизму был нанесен в годы Тридцатилетней войны. Когда в протестантство было легализовано Патентом терпимости 1781 года, у него осталось небольшое количество приверженцев. Данный документ легализовал на чешских землях Аугсбургское (лютеранское) исповедание и гельветское (реформационное) исповедание.

По провозглашении независимой Чехословацкой республики в 1918 року эти течения заключили унию, в результате которой была основана Евангелическая церковь чешских братьев. Кроме аугсбурской и гельветской традиций, новый союз использовал также традиции чешской Реформации, гуситского движения, утраквистов и чешских братьев.

В 1921 году Генеральный синод утвердил вероучительные догматы, в которые вошли Апостольский Символ веры, Никео-Константинопольский Символ веры, Афанасьевский Символ веры, Аугсбургское исповедание, Гельветическое исповедание (второе), Братское исповедание (1535), Богемское исповедание (1575).

Является членом Всемирного совета церквей, Конференции европейских церквей, Всемирной лютеранской федерации, Всемирного альянса реформированных церквей и Сообщества евангельских церквей Европы, Экуменического совета церквей Чехии.

Структура

Церковь имеет собрания трёх уровней:

• Приходское собрание (чеш. sbor farní)
• Сеньоратное собрание (чеш. sbor seniorátní)
• Всеобщее собрание (чеш. sbor povšechný)

Синодальный совет избирается на 6 лет, кроме сеньора и куратора в него входят 2 пастора и 2 мирянина. Синод созывается раз в 3 года. Церковь состоит из 260 общин, которые объединены в 14 сеньоратов: Пражский, Подебрадский, Южночешский, Западночешский, Устецкий, Либерецкицкий, Кралёвградкий, Хрудимский, Полицкий, Горацкий, Брненский, Восточноморавский, Моравскосилезский и Охранавский.

Синодальные сеньоры

1. Йозеф Соучек (cs:Josef Souček, 1918—1938)
2. Камил Наджи (cs:Kamil Nagy, 1939)
3. Йозеф Крженек (cs:Josef Křenek, 1939—1949)
4. Виктор Хайек (cs:Viktor Hájek, 1950—1968)
5. Вацлав Кейрж (cs:Václav Kejř, 1969—1977)
6. Милослав Хайек (cs:Miloslav Hájek, 1977—1987)
7. Йозеф Громадка (cs:Josef Hromádka, 1987—1990)
8. Павел Сметана (Pavel Smetana, 1991—2003)
9. Йоель Румл (cs:Joel Ruml, c 2003)

Ссылки

• [www.e-cirkev.cz/ Официальный сайт]
• [www.lutheranworld.org/LWF_Documents/LWF-Statistics-2009.pdf Годовой отчет Лютеранской Всемирной Федерации]
• [www.pravenc.ru/text/186819.html Евангелическая церковь чешских братьев] // Православная энциклопедия. Том XVII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2008. — С. 8. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-030-1

Отрывок, характеризующий Евангелическая церковь чешских братьев

– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.