Гуситы

Протестантизм

Реформация Quinque sola Дореформационные движения Вальденсы · Гуситы · Катары · Лолларды Церкви Реформации Англиканство · Анабаптизм · Кальвинизм · Лютеранство · Цвинглианство Постреформационные движения Адвентисты седьмого дня · Армия спасения · Баптизм · Движение святости · Квакеры · Конгрегационализм · Меннонитство · Методизм · Пиетизм · Плимутские братья · Пуритане · Пятидесятники · Унитарианство · Харизматическое движение «Великое пробуждение» Евангельские христиане · Ривайвелизм Протестантизм по странам Протестантский фундаментализм

Гуситы — название чешского реформаторского религиозного движения, названное по имени Яна Гуса и принявшее в 1419 году революционные формы. На формирование идеологии гуситов оказали влияние взгляды Уиклифа, вальденсов и чешского реформатора Матвея из Янова. Радикальные гуситы отрицали авторитет Церкви и признавали лишь Священное Писание как единственную основу веры. Умеренные гуситы призывали к реформированию Церкви, воспринимали таинства в основном в католическом духе, однако требовали упростить литургию и ввести богослужение на чешском языке.

Требование чаши для мирян

Требование чаши для мирян было выдвинуто впервые в 1414 г., когда Ян Гус был на Констанцском соборе, пражским магистром Яковом Малым (Jacobellus) из Миса, который учил, что следует причащать мирян под двумя видами, поэтому его последователи стали называться утраквистами (от лат. utraque specie,  «под двумя видами»), каликстинцами (от лат. calix, «чаша») или по-простонародному «чашниками». На запрос, сделанный об этом друзьями Гусу в Констанце, он отвечал, что хотя не считает причащение под обоими видами «обязательным», но признает его дозволенным и спасительным. Собор на основании заявления епископа литомышльского (в Чехии) в своем XIII заседании 15 июня 1415 утвердил своим постановлением вошедший за два века перед тем обычай и признал еретиками тех, кто будет его отвергать.

Умеренные гуситы

Деятельность гуситов стоит на первом плане в событиях центральной Европы в первую половину XV века; внутренняя история гуситства освещает многие стороны учения самого Гуса. С самого начала в движении гуситов принимали участие представители различных социальных слоёв и идейно-политических направлений, преследовавшие различные цели. Значительная часть чешской шляхты и бюргерства, а также университетских профессоров разделяли это учение. Они высказывались за отчуждение церковного имущества и ослабление влияния Церкви на светские дела. Шляхта и бюргерство составляли умеренное течение гуситства. Именно их обычно подразумевают под термином чашники.

Радикальные гуситы (Табориты)

Под влиянием выступлений радикальных проповедников, призывавших к установлению новых порядков и предсказывавших скорое наступление «тысячелетнего царства Христова на земле» (хилиазм), гуситы изгоняли католических священников из храмов, громили монастыри. 30 июля 1419 произошло восстание в Праге, где радикальные гуситы захватили власть и выбросили из окон ратуши 7 городских советников (это событие впоследствии стало называться дефенестрацией). Не были забыты и монастыри — их просто разграбили и сожгли, убив не успевших убежать монахов. После смерти чешского короля Вацлава IV в августе 1419 исчезли последние препятствия, сдерживавшие массовые выступления. Восстала вся Чехия.

Радикальная часть гуситов создала на горе Табор в Южной Чехии укреплённый лагерь. Это крыло гуситов стало называться таборитами. Они призывали к созданию «общества равных», прообраза грядущего Царства Божьего. Табориты избрали себе епископа и 4 военных руководителей, самым радикальным из которых был Ян Жижка. Постепенно таборский лагерь раскололся. Сторонники общности имущества оказались в меньшинстве и были изгнаны. Вокруг Табора образовался союз городов.

Крестовые походы против гуситов

Умеренные гуситы (чашники) сформулировали свои требования в документе Четыре пражские статьи, которые были одобрены таборитскими священниками. На этой основе табориты и чашники объединились против общего врага — императора Священной Римской империи Сигизмунда (брата Вацлава IV и наследника чешской короны), который весной 1420 организовал крестовый поход против гуситов. Император взял города Северной Чехии и в июне того же года осадил Прагу. Объединённые гуситские войска под руководством Яна Жижки 14.07.1420 нанесли сокрушительное поражение крестоносцам. Сейм, созванный в г. Чаславе 3-7.06.1421, избрал новое временное правительство, Четыре пражские статьи были провозглашены законом, а Сигизмунд лишен чешского престола.

После смерти Яна Жижки в октябре 1424 военное руководство движением гуситов возглавил Прокопий Голый, бывший священник, опытный полководец, дипломат. Радикальные гуситы перешли от обороны к наступлению. Они хотели прорвать экономическую блокаду и стремились распространять свои радикальные идеи за пределами Чехии. Гуситы совершили походы в Силезию, Германию, Австрию. По всей Германии распространились манифесты гуситов.

В 1431 году кардинал Джулиано Чезарини организовал новый крестовый поход против гуситов. Начавший свою работу Базельский собор инициировал переговоры с гуситами. Переговоры на Соборе со стороны гуситов возглавлял Прокопий Голый. Два месяца дискуссий в начале 1433 оказались безрезультатными. Чашники склонялись к компромиссу, в результате которого появился документ Пражские компактаты (1433), в силу которых Базельский Собор разрешил желающим причащение под обоими видами. При посредничестве папского легата чашники и католики заключили между собою союз. Против соглашения выступили табориты. Противостояние двух направлений движения гуситов завершилось сражением у Липан 30 мая 1434 года, где табориты потерпели поражение, а Прокопий Голый погиб.

Религиозные диспуты и мирные переговоры между обеими гуситскими партиями продолжались до Пражского сейма 1444 года, на котором учение таборитов было объявлено заблуждением. Вместе с победою чашников над таборитами стало исчезать религиозное воодушевление первых; хотя они продолжали представлять собою особую церковь, но по духу стали приближаться к католикам, и от прежних гуситских принципов у них остались лишь уважение к памяти Гуса и употребление чаши. Решающее положение в стране захватили чашники, стремившиеся достичь соглашения с Церковью и императором. 5 июля 1436 года между чашниками и императором был заключен мир, в результате которого императором Сигизмундом были ратифицированы Пражские компактаты. Римский папа Евгений IV не признал эти документы.

Реально власть в Чехии после крестовых походов принадлежала политическим союзам, объединявших шляхту и города под управлением гетманов. Одним из них был Йиржи из Подебрад, который в 1452 года взял Табор, положив конец существованию таборитов. В 1458 году на сейме Йиржи (Георгий) был избран чешским королём и в тот же день в присутствии папского легата коронован. Поддержку римского папы Пия II он обеспечил тем, что тайно дал клятву подчиняться Апостольскому Престолу, хранить единство Церкви и противодействовать всякой ереси среди своих подданных. Однако Пий II требовал от нового чешского короля более энергичной борьбы с еретиками, под которыми он понимал всю гуситскую религиозную идеологию и организацию. Но по мнению чешской власти еретиками были только те, кто не принял Пражские компактаты.

31 марта 1462 года папа Пий II провозгласил Пражские компактаты недействительными, а в 1466 году предал короля Йиржи анафеме и всех его подданных освободил от присяги. В 1468 году был объявлен новый крестовый поход против Чехии, вылившийся в войну венгерского короля Матьяша Хуньяди, поддержаного чешской католической оппозицией, со сторонниками Иржи. Во время этой войны на чешский престол взошёл сын польского короля, католик Владислав II (династия Ягеллонов).

Последствия движения гуситов

Дальнейшее развитие ситуации привело к установлению в Чехии мирного сосуществования двух конфессий — католиков и чашников, которое было окончательно закреплено договором в Кутна Горе (1485). Более радикальной группой гуситов были так называемые «чешские (богемские) братья», начавшие формироваться в 1457 году и отколовшиеся от чашников в 1476. «Богемские братья» не признавали таинств, отвергали пресуществление. Проблема сосуществования католиков и гуситов в Чехии обострилась в XVII веке в связи с распространением в Чехии идей Реформации. В это время многие чашники сблизились с лютеранами, а «богемские братья» с кальвинистами. Императоры из династии Габсбургов во второй половине XVII века стремились к отмене прав гуситов, что привело к Тридцатилетней войне (1618—1648). После поражения Чехии в войне церковные организации гуситов на долгое время прекратили своё существование.

В настоящее время

Непосредственно со времён Гуса продолжают действовать «Чешские братья», хотя официально не называют себя гуситами, а также Моравская церковь, изначально ответвление «чешских братьев», но позднее приобретшая большее влияние. Эти движения были первым прецедентом легального существования в Европе некатолических христианских деноминаций.

В настоящее время гуситами себя называют прихожане Чехословацкой гуситской церкви (по разным оценкам, от 100000 до 180000 прихожан). Однако непосредственно к гуситскому движению данная церковь не относится. Она была основана в 1918—1920 годах в результате раскола среди клира Римско-католической церкви в Чехии и Моравии. Своё нынешнее официальное название (Чехословацкая Гуситская Церковь) конфессия приняла лишь в 1971 году.

Интересные факты

• В 1422 году великий князь литовский Витовт отправил на помощь гуситам пятитысячное литовское войско во главе с князем Жигимонтом Корибутовичем, которое вместе с гуситами отразило четыре крестовых похода императорских войск.
• 23 марта 1430 года Жанна д’Арк надиктовала письмо, которое призывало к выступлению крестоносной армии против гуситов до тех пор, пока гуситы не вернутся к католической вере. Захват её солдатами англичан и бургундцев двумя месяцами позже освободил её от этой миссии.
• В 1452 году гуситское посольство прибыло в Константинополь для установления официальных отношений с Православной церковью. Делегация была встречена очень доброжелательно, но поскольку на следующий год Константинополь пал, никаких практических последствий это не имело.

Ссылки

• [reformatia.ru/2011/03/29/jan-gus-ocherki-po-istorii-reformacii-cha/ Ян Гус и реформация в Чехии]

Литература

• Мацек Йосеф. Гуситское революционное движение / Пер. с чеш. — М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1954. — 232 с.: ил.
• Рубцов Б. Т. Гуситские войны. Великая крестьянская война XV века в Чехии. — М.: Политиздат, 1955. — 324 с.: ил.

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Гуситы

– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.