Альбац, Евгения Марковна

Евгения Альбац
Евгения Марковна Альбац
Альбац на митинге за отставку министра обороны Сергея Иванова (январь 2006)
Род деятельности:	журналистка, радиоведущая, политология
Место рождения:	Москва, СССР
Отец:	Марк Альбац
Мать:	Елена Измайловская
Супруг:	Ярослав Голованов (развод)
Дети:	Ольга Голованова
Награды и премии:	«Золотое перо» (1989)

Евге́ния Ма́рковна Альба́ц (5 сентября 1958, Москва) — российский политический журналист, политолог, общественный деятель и писатель. Главный редактор журнала «The New Times». Ведущая авторской программы на радиостанции «Эхо Москвы» «Полный Альбац», а также регулярный гость программы «Особое мнение». Член Общественного Совета Российского еврейского конгресса.

Биография

В 1980 году Евгения Альбац окончила факультет журналистики МГУ.

В советское время писала о науке в еженедельнике «Неделя» — воскресном приложении газеты «Известия». С 1986 по 1992 год работала обозревателем газеты «Московские новости». С 1993 года по 2000 год — член Комиссии по вопросам помилования при Президенте РФ. В 1992 году была экспертом Конституционного Суда РФ по делу КПСС.

Училась в США. В 1996 году закончила магистратуру Гарвардского университета. В 2004 году закончила докторантуру Гарвардского университета, где получила степень доктора философии (Ph.D.) по специальности «политические науки», защитив докторскую диссертацию по теме «Бюрократия и российская трансформация: политика приспособления». Преподавала в Принстонском, Гарвардском, Йельском, Чикагском университетах, Университете штата Пенсильвания, Университете Дьюка.

С 2008 года (по другим данным с 2003) является профессором ВШЭ, преподает на кафедре общей политологии факультета прикладной политологии. В январе 2011 года уволена из ВШЭ.

В 2010 году подписала обращение российской оппозиции «Путин должен уйти».

По состоянию на 2012 год ведёт авторскую передачу «Полный Альбац» на радиостанции «Эхо Москвы», является главным редактором журнала «The New Times», публиковалась в Ежедневном журнале, входила в президиум общественной организации при Российском еврейском конгрессе, публиковала блог.

27 декабря 2014 года, находясь за рулем автомобиля, не остановилась по требованию инспектора ГИБДД. В результате краткосрочной погони была остановлена принудительно, но отказывалась предъявлять документы сотрудникам полиции. В результате был составлен протокол согласно части 1 статьи 19.3 КоАП («Неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции…») и назначено судебное разбирательство по этому делу на 30 декабря 2014 г.. На состоявшемся в январе судебном заседании Альбац была приговорена к штрафу в 500 рублей.

Альбац против Арутюнян

В октябре 2006 года Евгения Альбац пригласила журналистку Анну Арутюнян на авторскую передачу радиостанции «Эхо Москвы» «Полный Альбац» и подвергла её критике в связи с точкой зрения Арутюнян на журналистский вклад Анны Политковской. В статье англоязычной редакции «Московских новостей» Арутюнян выражала сомнение в правдивости работ Политковской. Во время передачи Анна Арутюнян признала, что не знала Анну Политковскую, а свою статью составила на основании других статей и мнений в Интернете. Инцидент породил интернет-мем «Вон из профессии!» – фразу, которую Альбац, по словам Арутюнян, неоднократно повторяла, пока та собирала вещи и покидала студию. Альбац утверждает, что таких слов не говорила, а лишь возмутилась, как Арутюнян могла себе позволить написать такой материал.

Альбац против Маркова

20 сентября 2014 года на первом приёме в американском посольстве, устроенном Джоном Теффтом по случаю своего назначения послом от США в России, Евгения Альбац увидела политолога Сергея Маркова, пришедшего на прием с георгиевской ленточкой на груди и стала выкрикивать в его адрес различные оскорбления: «Дурак!», «Негодяй!», «Проститутка!», невзирая на присутствие на приёме большого скопления людей.

Цитаты

бог с ним [Китаем], пусть забирает [влияние на соседние с Россией страны инвестициями]. Я не вижу в этом никакой проблемы. Я, честно говоря, не вижу особой проблемы и если Россия разделится по Уральскому хребту. Я думаю, что это неизбежно. [..] С моей точки зрения, что при том, как сегодня происходит развитие экономики и в том числе развитие Дальнего Востока, мне кажется абсолютно неизбежным, что так или иначе Сибирь станет какой-то частью, ну, экономическим каким-то вассалом Китая. Мне кажется, это абсолютно неизбежная вещь.

— «Особое мнение», Эхо Москвы, 15 октября 2013 г.

Критика

• В 2006 году обозреватель журнала «Эксперт» Олег Кашин написал статью «Полный Альбац», в которой резко раскритиковал журналистку «Эха Москвы» за передачу с участием Арутюнян, в частности:

Единственное, что можно сказать с очень высокой долей вероятности, — для спасения репутации радиостанции придется расстаться со своей ведущей Евгенией Альбац и её программой «Полный Альбац».

• 1 июня 2010 года колумнист газеты «Взгляд» Максим Кононенко выступил с критикой Альбац, обвинив её в двойных стандартах.
• 29 сентября 2010 года учредитель «Агентства федеральных расследований» Сергей Соколов сообщил в интервью изданию Politonline.ru, что по его информации у Альбац состоялся «выгодный» разговор с окружением Юрия Лужкова, после которого в журнале The New Times появились эксклюзивные материалы и интервью бывшего мэра Москвы. В частности, он заявил:

Потому, что по моим сведениям у неё состоялся интересный разговор с кем-то из окружения Лужкова. Интересный и выгодный разговор для этого издания. И поэтому мы наблюдаем такие публикации

• 4 октября 2010 года Сергей Доренко опубликовал в своем блоге критический пост об Альбац, также обвинив её в двойных стандартах.

«Евгения Альбац (главный редактор The New Times. — Прим. ред.), я даже знаю почему, выбрала эту прожженную дырку. Потому что она уверена, что она глаголом жжет сердца людей — вот это её уровень рассуждений и работы с образом».

— Художник «The New Times» Андрей Шелютто о мотивах Альбац при выборе логотипа журнала.

Награды

Награждена высшей премией Союза журналистов «Золотое перо» и рядом премий Европы и США.

Семья

• Муж (бывший) — Ярослав Голованов.
• Дочь — Ольга Голованова (р. 1988): окончила частную Англо-американскую школу в Москве, в 2010 году окончила Брандейский университет (США). Проживает в Нью-Йорке и Москве.
• Мать — Елена Измайловская, радиодиктор.
• Отец — Марк Альбац, радиоинженер, специалист по системам наведения ракет с подводных лодок.
• Старшая сестра — Татьяна Комарова (1952—2010), тележурналист.

Библиография

• [www.belousenko.com/books/publicism/albats_kgb.htm Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ] // М., РУССЛИТ, 1992 ISBN 5-86508-009-1
• The State Within A State: KGB and Its Hold on Russia/ Past, Present and Future. // New York: Farrar, Straus and Giroux, 1994 г.
• Еврейский вопрос // М., «Пик», 1995
• Бюрократия: Борьба за выживание // М., ВШЭ, 2001
• Bureaucrats and Russian Transition: Politics of Accommodation.Препринт монографии // Harvard University Press. 2004 г.
• Рынок бюрократических услуг. Препринт // Из-во ГУ-ВШЭ. 2005 г.

Ссылки

• [www.echo.msk.ru/blog/albatz/ Блог Евгении Альбац] на сайте Эхо Москвы
• [ymalbats.livejournal.com/ ymalbats] — Евгения Альбац в «Живом Журнале»
• Альбац, Евгения — статья в Лентапедии. 2012 год.

Отрывок, характеризующий Альбац, Евгения Марковна

– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.