Бахтеяров, Еналей Леонтьевич
| Ена́лей (Яналей) Лео́нтьевич Ба(у)хтея́ров | |
| Єналей Леонтьевъ сынъ Бахтеѧровъ | |
| Принадлежность | |
|---|---|
| Годы службы | |
| Звание | |
Ба(у)хтеяров Еналей (Яналей) Леонтьевич — служилый татарин, казак, сын боярский, дворянин, один из первых восточносибирских землепроходцев XVII века, [ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%93%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0_%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9 письменный голова], ближайший помощник государственного и военного деятеля, первого якутского воеводы П. П. Головина. Представитель служилого рода Бухтияровых, православный.[1].
Содержание
Биография
По указу царя Михаила Федоровича, Еналей Леонтьевич Бахтеяров со служилыми людьми был послан на службу в Сибирь в 1638 году. В 1640 году ему было поручено досмотреть соляные «росолные ключи» в прибрежьях Илима, и выяснить, «можно ли на том месте варниц устроить». Об этой поездке сохранилась «Доездная память» Еналея Леонтьевича, из которой видно что он определил размеры, положение и происхождение соляных источников, а также взял «росолу соляного для опыту», но вопроса о возможности устроить варницы он не решил, так как с ним не было «соляного мастера». В этом же году он был послан на Витим «для ясачного сбору и для прииска новых землиц, руды серебряной, и медной, и свинцовой, и хлебной пашни». Кроме того, ему поручено было узнать, какие люди живут по Витиму и по Шилке, а также найти «проход в Китайское государство» и сделать чертёж его и роспись по расспросам иноземцев[2].
В отряде Еналея Бахтеярова было 55 служилых человек включая четырёх толмачей (переводчиков). Хлеб им дали из расчёта на два года. Вооружение состояло из пушки и «к ней свинца для ядер на сорок зарядов». Проводниками казаков Бахтеярова были тунгусы, они же сообщали все названия местности. Благодаря захваченному Еналеем Бахтеяровым тунгусскому шаману стало известно не только об Амуре, но и о реке Зее, а также остались подробные описания Витима с указанием разных мелей и речек. От тунгусов Еналей Бахтеяров также получил сведения о Шилке, даурах и местонахождениях серебра[3].
Стоит отметить, что Еналей Бахтеяров прошёл по Витиму значительно дальше отправленного ранее казачьего атамана Максима Перфильева. Однако для перевала на Шилку у Еналея Леонтьевича не хватило ни сил ни продовольствия. На следующее лето он вернулся в Якутск и передал воеводам карту Витима с островами, притоками и порогами. Карту дополнил журнал с записями, которые велись каждый день. Это было важно, поскольку расстояния измерялись днями пути. В журнале и на карте указаны притоки Орон и Кутомала, Мама и Муя, порог Падун и ещё один порог, отстоящий на 23 дня пути от первого, с пометкой, что оба порога не проходимы. Фактически Еналей Бахтеяров составил карту с легендой, и она стала первой русской картой территории, находящейся за Байкалом. Для Витима эта карта ещё до середины 1860-х годов оставалась единственной, и только потом дополнилась трудами экспедиции П. А. Кропоткина.
Открытия Еналея Бахтеярова главным образом стали основой для московских решений о необходимости незамедлительных поисков удобной дороги на Шилку, к неизведанным землям, дававшим надежду на приобретение не только новых территорий и пополнение соболиного ясака, но и на обладание долгожданным серебром, вследствие чего на восток один за другим пошли отряды Василия Пояркова и Ерофея Хабарова, Петра Бекетова и Афанасия Пашкова[4].
Из наказной памяти, составленной воеводой Головиным письменному голове Василию Пояркову о походе на реки Зея и Шилка:
Да в нынешнем же во 151 году привезл из Витима Письмяной Голова, Еналей Бахтеяров Тунгуса, Дакорайсково роду шамана Лавагу, и тот Лавага в роспросе сказывал, что на Шилке реке Князец Ловкай есть и Ура река есть же, а хлеба на Шилке реке всяково много и серебреные руды у Ловкая Князца есть; а дорога по Витиму на Шилку реку по Каранге реке, а с Каранги реки волок на Нырчю реку, а Нырчею рекою плыть три дни на Шилку реку; а волоку с Каранги на Нырчю реку с ношею итить пешему человеку пять ден, а без ноши, де, один.[5]
Интересные факты
Челобитная Царю
Челобитная Еналея Бахтеярова, руководившего перевозкой якутских хлебных запасов из [bsk.nios.ru/enciklodediya/makovskiy-ostrog Маковского острожка] в Енисейск зимой 1639/1640 г., о разрешении побывать ему в Енисейске во время Масляной недели:
1640 г., ранее февраля 3. Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии бьет челом холоп твой Еналейко Бахтеяров. Милосердный царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, пожалуй меня, холопа твоего, вели, государь, мне быть из Маковского острожку в Енисейском острогу побывать в домишку на время к масленой недели. Царь государь, смилуйся/
На л.1 об.: 148-го февраля в 3 день. Послать к Енисею память, а велеть ему быть в Енисейском из Маковского б поехал февраля с осмаго числа перед мясным загоденем в суооту. А целовальником приказать накрепко, чтоб с великим береженьем хлебные запасы посылали в Енисейской и никаково б у них без него дурна зерни и карт и брака и драки не было.[6]
Заточение
В 1643 году Еналей Бахтеяров вместе с другими лицами был посажен в тюрьму воеводой Головиным. Об этом случайно узнали в Енисейске и донесли в Москву. По воле царя было назначено специальное расследование, которое выяснило невиновность Еналея Леонтьевича, и 20 июня 1645 года он был освобождён, просидев в тюрьме почти 2 года без всякой вины, по личной злобе воеводы.[7] Как письменный голова Еналей Леонтьевич Бахтеяров упоминается ещё в 1649 году.[8]
Из книги С. Н. Маркова «Подвиг Семёна Дежнёва» (1947 г.):
Головин занимался тёмными делами: «поворачивал» к себе государевых соболей, за якутами ложно числил недоимки, а служилых обвинял в недоборе ясака. Чтобы скрыть всякие следы содеянного, Головин стал свозить в Якутск «лучших мужиков» — якутов, пытать их и вырывать от них наговорные речи на казаков и служилых. Потом Головин повесил «лучших якутских людей» и начал расправу со служилыми. От его батогов в первую очередь пострадали такие знаменитые люди, как [xn--b1add8al1a8b.xn--e1a.xn--j1amh/index.php/%D0%A5%D0%BE%D0%B4%D1%8B%D1%80%D0%B5%D0%B2,_%D0%9F%D0%B0%D1%80%D1%84%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%B9_%D0%92%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87 Парфен Ходырев], Шалам Иванов, Ярофей Хабаров, Семён Шелковников, Еналей Бахтеяров.[9]
См. также
Напишите отзыв о статье "Бахтеяров, Еналей Леонтьевич"
Примечания
- ↑ [pusk.by/bbe/8777 Бахтеяров, Еналей]
- ↑ Бахтеяров, Еналей // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- ↑ [isu.ru/ru/publication/izvestia/article.html;jsessionid=C20C5E4D0BB4865C36001162DB9B6BB5?article=_bedd346883cb419babd182891628c2c3&journal=_ce9094ce6663412989663072695bd3b0 Начало русского освоения Забайкалья], серия «История», Известия Иркутского государственного университета, т. 11, 2015
- ↑ [ust-menza.ru/blog/nachalo-russkogo-osvoeniya-zabajkalya.html Начало русского освоения Забайкалья]
- ↑ [ostrog.ucoz.ru/ist_doc_2/1_65.htm Города и остроги Земли сибирской]
- ↑ РГАДА, ф.838, оп.15 ед.хр.1, л.1—1 об.
- ↑ [kiowa-mike.livejournal.com/2934664.html «Сибирская книга». Страна ламутов. К «последнему морю»]
- ↑ Акты Исторические. — Дополнения к Актам Историческим. — Хмыров и Скальковский, "Металлы и металлические изделия и минералы в древней Руси".
- ↑ [litrus.net/book/read/120384?p=11 Подвиг Семена Дежнева | Страница 11 | Онлайн-библиотека]
Ссылки
Отрывок, характеризующий Бахтеяров, Еналей Леонтьевич
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
