Марков, Сергей Николаевич
Поделись знанием:
– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
| Сергей Марков | |||||||||
 1932 год. Фото из следственного дела | |||||||||
| Имя при рождении: |
Сергей Николаевич Марков | ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Псевдонимы: |
С. Вологодский, С. Мар | ||||||||
| Дата рождения: |
30 августа (12 сентября) 1906 | ||||||||
| Место рождения: |
посад Парфентьев, Кологривский уезд, Костромская губерния, Российская империя ныне Костромская область, Россия | ||||||||
| Дата смерти: | |||||||||
| Место смерти: | |||||||||
| Гражданство: |
Советский Союз | ||||||||
| Род деятельности: | |||||||||
| Годы творчества: |
1920—1979 | ||||||||
| Язык произведений: | |||||||||
| Награды: |
| ||||||||
Серге́й Никола́евич Ма́рков (30 августа (12 сентября) 1906, посад Парфентьев Кологривского уезда Костромской губернии — 4 апреля 1979, Москва) — русский советский поэт, прозаик, историк, географ, путешественник, архивист, этнограф. Действительный член Географического общества СССР (1946). Член Союза писателей СССР (1947).
Содержание
Биография
Старший из шестерых детей. Отец — Николай Васильевич Марков, сын верхнеуральского мещанина, землеустроитель, проводивший межевые работы в Костромской губернии. Мать — дочь крепостного, впоследствии врача, и столбовой дворянки Вологодской губернии. В 1912 г. Марковы переехали в Вологду, в 1914 г., незадолго до Первой мировой войны, — в Грязовец, где Сергей окончил два класса гимназии, весной 1917 г. — в Верхнеуральск. В 1919 г. вместе с отступавшими частями А. И. Дутова Марковы ушли из города и добрались до Акмолинска, где Н. В. Марков вскоре умер от сыпного тифа (мать умерла в 1921 г. от холеры). В 1920 г. Сергей оставил учёбу, чтобы помогать младшим братьям и сёстрам, попавшим в приюты после смерти родителей. Служил в уездном продовольственном комиссариате, заготконторе, военном комиссариате, уездной прокуратуре, канцелярии народного следователя.
Впоследствии жил в Петропавловске, Новосибирске, где сблизился с местными литераторами — Л. Мартыновым, И. Ерошиным и др. В 1928 г. жил в Ленинграде, в 1929 г. переехал в Москву. В 1930—1932 гг. путешествовал по Средней Азии, был в Тянь-Шане, где участвовал в операциях против нарушителей советских границ с Западным Китаем.
10 апреля 1932 г. арестован по обвинению в создании контрреволюционной группировки (т. н. «дело Сибирской бригады»; по нему же проходили Л. Мартынов, Е. Забелин, П. Васильев, Н. Анов), содержался во внутренней тюрьме на Лубянке. 2 июля 1932 г., по окончании следствия, отправлен с первым этапом в ссылку в Мезень сроком на три года, считая срок заключения.
В конце 1932 г. по ходатайству М. Горького и редактора газеты «Ударник лесоэкспорта» Б. А. Чернакова переведён в Архангельск. В последующие годы работал в газете «Правда Севера», в СевРОСТА и СевТАСС, состоял собственным корреспондентом газеты «Вечерняя Москва» по Северному краю. В 1937—1941 гг. жил в Калинине и Можайске.
В 1941 г. мобилизован, несмотря на возраст, болезнь и плохое зрение; с 9 сентября 1941 г. по 16 декабря 1942 г. служил рядовым 33-й запасной стрелковой бригады Западного фронта, демобилизован вследствие крайнего истощения.
По окончании войны вместе с семьёй жил в Москве.
Творчество и исследовательская деятельность
Первое стихотворение («Революция») опубликовал в 1920 г. в газете «Красный вестник» (Акмолинск), в 1921—1924 гг. в той же газете, переименованной в «Маяк степи», публиковал стихи, фельетоны, заметки. Впоследствии печатался в журналах и газетах «Мир труда» (Петропавловск), «Рабочий путь» (Омск), «Советская Сибирь», «Сибирь» и «Сибирские огни» (Новосибирск) и др. Первая столичная публикация — в 1927 г. в журнале «Красная нива». Благодаря публикации рассказа «Голубая ящерица» («Сибирские огни». 1928. № 3) был замечен М. Горьким, при его поддержке выпустил первый сборник рассказов под тем же заглавием и был привлечён к сотрудничеству в журнале «Наши достижения». В период пребывания в Архангельске публиковал стихи в журнале «Звезда Севера». В годы Великой Отечественной войны печатал в газете «Комсомольская правда» цикл стихов о русских героях: Кузьме Минине, Иване Сусанине, Суворове, Багратионе и др. В 1946 г. выпустил первый поэтический сборник «Радуга-река».
Всю жизнь занимался поиском и исследованием материалов об открытиях на Тихом океане, принадлежащих русским мореплавателям и землепроходцам; вёл обширную переписку со многими краеведами и архивистами. Среди разысканий, сделанных самим Марковым или по его инициативе, — архивы, библиотеки и документы Г. И. Шелихова, Г. В. Юдина, К. Т. Хлебникова, М. Булдакова, И. А. Кускова, И. О. Селифонтова, Л. А. Загоскина, И. М. Симонова, Н. П. Резанова, Н. А. Бегичева, А. А. Баранова, рода Строгановых и др. По результатам исследований в конце 1930-х гг. составил «Тихоокеанскую картотеку», материалы которой легли в основу его повестей о Н. Н. Миклухо-Маклае («Тамо-рус Маклай») и Н. М. Пржевальском («Повесть о Великом Охотнике»), романа о Л. Загоскине («Юконский ворон»), «Летописи Аляски», книги о Ф. Достоевском и Ч. Валиханове («Идущие к вершинам») и др. произведений; многие карточки-новеллы после Великой Отечественной войны публиковались в журнале «Вокруг света».
По инициативе Маркова Госпланом СССР были выделены средства на регулирование русла р. Нуры (1930), сооружён памятник-маяк Семёну Дежнёву на мысе Дежнёва, присвоено имя Александра Грина одному из островов в северной части Тихого океана, восстановлена Триумфальная арка в Москве в память о победе над Наполеоном.
Марков занимает особенное место в советской литературе. Историком, географом и этнологом он стал при помощи самообразования. Он интенсивно занимался историей землепроходцев, например, первыми русскими, ступившими на земли Аляски или добравшимися до Северной Африки; это отразилось как в прозе, так и в стихах Маркова. Местом действия его произведений служат пустыни, полярные льды и горы Тибета, он описывает события, происходившие с 9 по XIX век. Проза Маркова написана сухо, богата фактическим материалом, однако наглядна и образна. Стихи Маркова, впервые появившиеся как сборник в 1946, показывают ту же плотность письма при использовании традиционных форм и строгом художественном подходе к выбору рифм и размеров. В них открывается духовное видение Марковым отдалённых культур.[1]
Издания
Поэзия
- Радуга-река: Стихи. — М.: Сов. писатель, 1946. — 136 с.
- Золотая пчела: Стихи. — М.: Изд-во ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1959. — 128 с.
- Земные корни: Стихи. — М.: Сов. писатель, 1961. — 216 с.
- Небесные горы: Стихи / Вступ. ст. Н. Анова. — Алма-Ата: Казахское гос. изд-во худ. лит-ры, 1961. — 200 с.
- Стихотворения / Вступ. ст. В. Уткова. — Новосибирск: Западно-Сибирское кн. изд-во, 1965. (Серия «Библиотека сибирской поэзии».) — 240 с.
- Топаз: Стихотворения / Предисл. С. Поделкова. — М.: Худ. лит., 1966. — 232 с.
- Стихотворения. — М.: Худ. лит., 1971. (Серия «Библиотека советской поэзии».) — 256 с.
- Серебряный простор: Стихи. — М.: Сов. писатель, 1978. — 288 с.
- Стихотворения / Сост. Г. П. Марковой. — М.: Современник, 1985. — 320 с.
- Светильник: Стихи / Сост. Г. П. Марковой; вступ. ст. Б. Т. Примерова. — М.: Сов. Россия, 1986. — 320 с. (Поэтическая Россия).
- Горячий ветер: Стихотворения. — Алма-Ата: Жазушы, 1987. — 256 с.
- Знаю я — малиновою ранью…: Стихотворения / Сост., примеч. Г. П. Марковой; вступ. ст. Ю. М. Медведева. — М.: Молодая гвардия, 1989. (Серия «В молодые годы».) — 174[2] с.
- Баллада о столетье: Стихи / Сост. Г. П. Марковой; вступ. ст. С. Золотцева. — М.: Сов. писатель, 1989. — 336 с.
Проза
- Голубая ящерица. [Рассказ.] — Новосибирск: Сиб. союз писателей, 1928. — 11 с.
- Голубая ящерица: Рассказы. — М.: Федерация, 1929. — 125, [1] с., 4 000 экз.
- М.: Сов. писатель, 1973. — 367 с.
- Арабские часы: Рассказы. — М.: Федерация, 1931. — 224 с.
- Избр. рассказы / [Илл. Р. Граббе.] — Алма-Ата: Казгослитиздат, 1959. — 180 с.
- Солёный колодец. — 1933.
- Люди великой цели: Н. М. Пржевальский, Н. Н. Миклухо-Маклай. — М.: Сов. писатель, 1944. — 223 с.
- Великий охотник (Н. М. Пржевальский). — [Смоленск:] Смолгиз, 1946. (Наши знаменитые земляки.) — 106 с.
- Русские люди на Курильских островах. — Пенза: Изд-во газ. «Сталинское знамя», 1946. — 12 с.
- Русские на Аляске. — М.: Воениздат, 1946. (Б-ка офицера ВМС.) — 152 с.
- Летопись Аляски. [Изд. 2-е.] — М.—Л.: Изд-во Главсевморпути, 1948. — 223 с.
- Юконский ворон. [Повесть о путешествии лейт. Л. А. Загоскина по Аляске в первой половине XIX в. и летопись Аляски / Илл.: В. С. Житнев.] — М.—Л.: Изд-во Главсевморпути, 1946. — 336 с.
- М.: Сов. писатель, 1947. — 267 с.
- [Илл.: Г. В. Храпак.] — М.: Географгиз, 1954. — 192 с.
- М.: Сов. писатель, 1958. — 206 с.
- [Илл.: В. Кульков.] — М.: Гослитиздат, 1961. — 239 с.
- [Илл.: Е. А. Михельсон.] — М.: Сов. Россия, 1970. — 367 с.
- Изд. 7-е. [Послесл. В. Милькова.] — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1974. — 165 с.
- [Вступ. ст. В. Милькова; Худ. В. П. Александров.] — М.: Сов. Россия, 1977. — 380 с.
- Подвиг Семёна Дежнёва. — [М.:] Географгиз, 1948. — 88 с.
- Идущие к вершинам: Ист.-биогр. повесть [о Ч. Валиханове]. — Алма-Ата.: Казгослитиздат, 1963. — 352 с.
- [Ил. М. О. Бишофс.] — М.: Сов. писатель, 1968. — 375 с.
- Земной круг: Книга о землепроходцах и мореходах. — М.: Сов. писатель, 1966. — 655 с.
- Изд. 2-е. [Ил.: И. Блиох и В. Зуйков.] — М.: Мол. гвардия, 1971. — 560 с.
- Изд. 3-е. [Худ. Б. Лавров.] — М.: Современник, 1976. — 623 с.
- Вечные следы: Книга о землепроходцах и мореходах. — [М.: Мол. гвардия, 1973.] — 495 с.
- Вечные следы. Книга о землепроходцах и мореходах. - М., Современник, 1982. - 576 с.
- Тамо-рус Маклай: Повести. — М.: Сов. писатель, 1975. — 208 с.
- Летопись / [Послесл. И. Иноземцева.] — М.: Мол. гвардия, 1978. — 287 с.
- Избранные произведения: В 2-х тт. / [Вступ. ст. Ю. Жукова; Худ. И. Спасский.] — М.: Худ. лит., 1980.
- Юконский ворон: [Роман]; Летопись Аляски; Люди великой цели: Три повести. — 670 с.
- Идущие к вершинам: [Ист.-биогр. повесть]; Рассказы. — 511 с.
- Избранные произведения: В 2-х тт. / [Вступ. ст. Е. Осетрова.] — М.: Худ. лит., 1990.
- Земной круг: Книга о землепроходцах и мореходах. — 573, [1] с.
- Вечные следы: Книга о землепроходцах и мореходах. — 558, [1] с.
- Обманутые скитальцы: Книга странствий и приключений / [Послесл. С. Золотцева.] — М.: Русский центр «Пересвет», 1991. — 207, [1] с.
- Рыжий Будда: [Роман] / [Послесл. Ст. Золотцева]. — М.: Русский центр «Пересвет», 1992. — 159 с.
Напишите отзыв о статье "Марков, Сергей Николаевич"
Литература
- Дияжева Р. С. Н. Марков. Очерк творчества. — М.: Сов. писатель, 1983. — 176 с.
- Марков С. Клады «Колумбов российских» // Избранные произведения в 2-х тт. — М.: Худ. лит., 1990. — Т. 2. — С. 462—493.
- Марков С. Слово парфянина // Стихотворения. — М.: Худ. лит., 1971. — С. 5—19.
- Мильков В. О «Юконском вороне» С. Н. Маркова // Марков С. Н. Юконский ворон. — М.: Сов. Россия, 1977. — С. 5—19.
- Осетров Е. Путешествие по радуге-реке (Раздумья о днях и делах Сергея Маркова) // Марков С. Н. Избранные произведения в 2-х тт. — М.: Худ. лит., 1990. — Т. 1. — С. 5—12.
- Приходько В. Сергей и Галина // Лит. Россия. 2005. № 28, 15 июля.
- Золотцев С. Искатель живой воды // Подъём. 2000. № 2—5; Сибирские огни. 2003. № 7—8, 11—12.
Память
- В городе Алматы (Казахстан) есть улица Маркова. Названа так в июне 1980 года, ранее - Кооперативная улица.
Примечания
- ↑ Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.. — С. 255.</span>
</ol>
См. также
Ссылки
- [lib.aldebaran.ru/author/markov_sergei/ Сергей Николаевич Марков] в библиотеке «Альдебаран» (проза).
- [www.markov.ouc.ru/ Сергей Марков] Стихи, биографические материалы.
- [www.litrossia.ru/archive/156/person/3921.php Приходько В. «Сергей и Галина»]
-
(«поэт Сергей Марков»).
Отрывок, характеризующий Марков, Сергей Николаевич
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.
Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Категории:
- Родившиеся 12 сентября
- Родившиеся в 1906 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Костромской губернии
- Родившиеся в Костромской области
- Умершие 4 апреля
- Умершие в 1979 году
- Умершие в Москве
- Кавалеры ордена Дружбы народов
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Награждённые медалью «За освоение целинных земель»
- Писатели по алфавиту
- Писатели России XX века
- Русские писатели XX века
- Поэты по алфавиту
- Поэты России
- Русские поэты
- Историки СССР
- Путешественники СССР
- Этнографы СССР
- Архивисты СССР
- Историки России
- Путешественники России
- Этнографы России
- Архивисты России
- Участники Великой Отечественной войны
- Репрессированные в СССР
- Реабилитированные в СССР
- Посмертно реабилитированные
- Писатели Новосибирска
- Персоналии:Астана
- Персоналии:Петропавловск
- Персоналии:Новосибирск
- Персоналии:Архангельск
- Похороненные на Кунцевском кладбище
- Авторы исторических романов
