Жюльян, Камиль

Луи Камиль Жюльян
фр. Louis Camille Jullian
Дата рождения:	15 марта 1859(1859-03-15)
Место рождения:	Марселе
Дата смерти:	12 декабря 1933(1933-12-12) (74 года)
Место смерти:	Париж
Научная сфера:	историк
Место работы:	Университет Бордо Коллеж де Франс
Альма-матер:	Высшая нормальная школа
Награды и премии:	Большая премия Гобера (1902, 1908)

Луи Камиль Жюльян (Жюлиан) фр. Louis Camille Jullian; 15 марта 1859, Марсель — 12 декабря 1933, Париж) — французский историк-антиковед, филолог и эпиграфист.

Биография

По собственному признанию, к занятиям наукой его подвигли работы Лависса, Дежардена, Буассье, и более всего, Фюстеля де Куланжа, «который был для поколения 1870-го тем же, чем Мишле для 1830-го».

В 1877 поступил в Высшую нормальную школу, где прослушал курсы Видаля де ла Бланша и Фюстеля де Куланжа, и подружился с Анри Бергсоном. В 1880 получил степень кандидата исторических наук, в 1880—1882 работал во Французской школе в Риме. Затем отправился в Берлин, где в течение двух семестров слушал в Берлинском университете курс Моммзена. Вернувшись в 1883 в Париж, защитил докторскую диссертацию (латинскую — De protectoribus et domesticis Augustorum, и французскую — Les transformations politiques de l'Italie sous les empereurs romains.

В 1886 был направлен вести курс древней истории на факультет словесности университета Бордо (Université de Bordeaux). Годы, проведенные в этом городе, использовал для написания нескольких работ, в том числе «Истории Бордо» и книги о поэте Авсонии, одном из самых знаменитых уроженцев столицы Гаскони. Кроме этого, по поручению Фюстеля де Куланжа подготовил к публикации его «Историю политических институций древней Франции».

К началу 1890-х годов основным предметом исследований Жюльяна стала история Галлии. Первую книгу на эту тему он опубликовал в 1892. Вышедший в 1901 «Верцингеторикс» получил от Французской академии премию Гобера. В 1905 был приглашен профессором на кафедру истории и национальных древностей в Коллеж де Франс.

С 1908 начал публикацию своего главного труда — капитальной восьмитомной «Истории Галлии», принесшей её автору известность, сравнимую с той, что имели Масперо в египтологии и Шлюмберже в византинистике. В том же году был избран членом Академии надписей и изящной словесности, на место Гастона Буассье, а в 1924 — членом Французской академии.

В 1930, на следующий день после празднования столетия Фюстеля де Куланжа, при произнесении в Сорбонне благодарственной речи в честь учителя, у Жюльяна произошло кровоизлияние в мозг. Последние три года жизни он был прикован к постели.

В честь Камиля Жюльяна в 1994 назван исследовательский центр в Экс-ан-Провансе, занимающийся археологией и историей Юго-Востока Франции, Западного Средиземноморья и древней Африки.

Внуком Камиля Жюльяна был писатель и художник Филипп Жюльян.

Произведения

Работы по истории Бордо

• 1884 — Исследование бордосской эпиграфики. Бордосцы в римской армии. Заметки, содержащие надписи из Бордо, извлеченные из бумаг г. де Ламонтаня (Étude d’épigraphie bordelaise. Les Bordelais dans l’armée romaine. Notes concernant les inscriptions de Bordeaux extraites des papiers de M. de Lamontagne)
• 1885 — Древности Бордо (Les antiquités de Bordeaux) (Revue archéologique)
• 1887—1890 — Римские надписи в Бордо (Inscriptions romaines de Bordeaux)
• 1893 — Авсоний и Бордо. Исследование о последнем периоде римской Галлии ([1886.u-bordeaux3.fr/items/show/1334 Ausone et Bordeaux. Études sur les derniers temps de la Gaule romaine])
• 1895 — История Бордо от начала до 1895 ([1886.u-bordeaux3.fr/items/show/7411 Histoire de Bordeaux depuis les origines jusqu’en 1895])
• 1897 — Ориентализм в Бордо ([1886.u-bordeaux3.fr/items/show/7346 L'orientalisme à Bordeaux])

Работы по истории Галлии

• 1883 — De protectoribus et domesticis augustorum (докторская диссертация)
• 1890 — История политических институций древней Франции (Histoire des institutions politiques de l’ancienne France) Фюстеля де Куланжа (редактура)
• 1892 — Галлия, сводная таблица по Галлии периода римского господства ([archive.org/details/galliatableauso00jull Gallia, tableau sommaire de la Gaule sous la domination romaine])
• 1886 — Римский Фрежюс (Fréjus romain)
• 1886 — Эпиграфические заметки (Notes d’épigraphie)
• Политические трансформации в Италии при римских императорах, 43 до н. э. — 330 н. э. (Les transformations politiques de l’Italie sous les empereurs romains, 43 av. J.-C.-330 après J.-C.)
• 1897 — Извлечения из историков XIX века, опубликованные, аннотированные и предваряемые введением в историю Франции ([archive.org/details/extraitsdeshis00jull Extraits des historiens du XIXe siècle, publiés, annotés et précédés d’une introduction sur l’histoire de France])
• 1899 — Inscriptiones Galliae narbonensis Latinae (CIL XII) (Латинские надписи Нарбоннской Галлии) (один из авторов)
• ‎1901 — Верцингеторикс ([1886.u-bordeaux3.fr/items/show/9508 Vercingétorix]) P.: Hachette,‎ 1901 Большая премия Гобера (1902)
• 1901 — Римская политика в Провансе (218—59 до н. э.) (La politique romaine en Provence (218—59 avant notre ère)
• 1903 — Исследования по галльской религии (Recherches sur la religion gauloise)
• 1903 — Иберийские вторжения в Галлию и начала Бордо ([1886.u-bordeaux3.fr/items/show/7353 Les invasions ibériques en Gaule et l'origine de Bordeaux])
• 1907 — Речь в защиту доисторического периода (Plaidoyer pour la préhistoire)
• 1908—1928 — История Галлии ([gallica.bnf.fr/Search?adva=1&adv=1&tri=&t_relation=cb42184485v&q=Histoire+de+la+Gaule Histoire de la Gaule, 8 Vol.]) Большая премия Гобера (1908)
• 1913 — Древние боги Запада (Les anciens dieux de l’Occident)
• 1924 — Римские пари. Арены. Термы (Les Paris des Romains. Les Arènes. Les Thermes)
• 1930—1931 — На пороге нашей истории. Лекции, читанные в Коллеж де Франс, 1905—1930 (Au seuil de notre histoire. Leçons faites au Collège de France, 1905—1930, 3 vol.)

Военно-патриотическая публицистика

• 1915 — Рейн галльский: Рейн французский (Le Rhin gaulois: le Rhin français)
• 1918 — Нет миру с Гогенцоллернами. Другу с фронта (Pas de paix avec Hohenzollern. À un ami du front)
• 1919 — Война за родину (La guerre pour la patrie)
• 1920 — Любим Францию, беседы: 1914—1919 (Aimons la France, conférences: 1914-1919)
• 1922 — От Галлии к Франции. Наши исторические истоки ([archive.org/details/delagaulelafra00julluoft De la Gaule à la France. Nos origines historiques])

Литература

• Cagnat R. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/crai_0065-0536_1934_num_78_4_76548 Notice sur la vie et les travaux de M. Camille Jullian] // Comptes rendus des séances de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, 78e année, N. 4, 1934. pp. 312–324.
• Duval P.-M. [www.persee.fr/web/ouvrages/home/prescript/article/efr_0000-0000_1989_ant_116_1_3648 Jullian et la Gaule] // Travaux sur la Gaule. — Rome: Ecole française de Rome, 1989, pp. 19–34. — ISBN 2-7283-0167-0

Ссылки

• [www.academie-francaise.fr/les-immortels/camille-jullian Camille JULLIAN — Académie française]

Отрывок, характеризующий Жюльян, Камиль

– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.