Моммзен, Теодор

Теодор Моммзен
Theodor Mommsen
Место рождения:	Гардинг, Шлезвиг-Гольштейн
Место смерти:	Берлин
Страна:	Германская империя
Научная сфера:	история, юриспруденция, классическая филология
Место работы:	Университет Фридриха Вильгельма
Альма-матер:	Кильский университет
Известен как:	историк права
Награды и премии:	Нобелевская премия по литературе (1902)

Те́одор Мо́ммзен (нем. Theodor Mommsen; 30 ноября 1817, Гардинг, Шлезвиг-Гольштейн — 1 ноября 1903, Берлин) — немецкий историк, филолог-классик и юрист, лауреат Нобелевской премии по литературе 1902 года за труд «Римская история», почётный гражданин Рима. В 1868 году награждён медалью «Pour le Mérite» .

Биография

Теодор Моммзен родился в 1817 году в Гардинге, Шлезвиг, в семье лютеранского пастора Йенса Моммзена (1783—1851). Рос в городе Бад-Ольдесло, в приходе которого служил его отец. Начальное образование получил дома, но затем посещал четыре года гимназию в Альтоне. Там он изучал греческий и латынь и получил диплом в 1837 году. Поступил на юридический факультет Кильского университета и в 1843 году завершил учёбу блестящей защитой докторской диссертации по римскому законодательству.

Получив право на научную командировку, Моммзен 4 года путешествовал по Италии, изучая и копируя исторические источники, относящиеся к I тысячелетию до н. э. По результатам исследований он опубликовал серию статей, что сделало его имя известным в научных кругах и позволило продолжать начатую работу. За несколько поездок Моммзен, сначала один, затем с друзьями и учениками, собрал, обработал и систематизировал более 100 тысяч документов по истории Древнего Рима — их издание началось в 1863 году и было размещено в 20 томах.

Возвратившись в 1848 году в Киль, Моммзен принял участие в восстании против датских властей, так как Шлезвиг-Гольштейн тогда принадлежал Дании, и был ранен во время уличного сражения. После подавления восстания оставаться в Киле было опасно, и Моммзен принял приглашение Лейпцигского университета. Однако в 1851 году за повторное участие в политических выступлениях его лишили кафедры и запретили преподавание в Саксонии. Два года Моммзен читал лекции в Цюрихском университете, затем в Бреслау.

В 1858 году он навсегда переселился в Берлин и возглавил в Университете Фридриха Вильгельма кафедру древней истории, однако продолжал заниматься одновременно политикой: в 1861—1866 годах он был депутатом прусского ландтага, а в 1873—1879 — германского рейхстага. В то же время Моммзен многие годы был секретарём Берлинской академии наук и членом иностранных академий (в том числе почётным членом Петербургской Академии наук).

7 июля 1880 года в доме Моммзена произошёл пожар, и его библиотека была уничтожена. Четвёртый том его фундаментальной работы «Римская история» был очень испорчен, но не уничтожен полностью (на русском языке он был опубликован лишь в 2000 году).

Избирался депутатом Палаты представителей Пруссии (в 1863—1866 и 1873—1879 годах) и Рейхстага (в 1881—1884 годах), представляя Германскую прогрессистскую партию, национал-либералов и Либеральный союз. В конце жизни Моммзен выступил сторонником сближения двух либеральных партий «свободомыслящих» с социал-демократами. В своей статье, размещенной в 1902 году в «Nation» по поводу борьбы вокруг таможенного тарифа, он указывал на общность культурных задач социал-демократии и либерализма, противопоставляя их консерваторам и клерикалам как сторонникам застоя и реакции.

По своим политическим убеждениям Моммзен являлся либеральным националистом. Он в принципе выступал против антисемитизма, но видел, к примеру, решение «проблемы евреев» в их «ассимиляции с германской нацией». К славянским народам Моммзен относился довольно скептически, называя, например, чехов «варварами». Так, в 1897 году, в ответ на обострение чешского вопроса в Австро-Венгрии, венская газета «Neue Freie Presse» напечатала шовинистическое письмо Моммзена, в котором даже утверждалось, «что чешский череп если и недоступен для доводов логики, то вполне доступен для ударов».

Известны также его довольно прохладные отзывы о России и российско-прусских отношениях второй половины XIX века, а также пренебрежительные оценки российской науки и образования, заслуги которых он всецело объяснял «влиянием немцев».

У Теодора Моммзена было шестнадцать детей с женой Мари. Их внук Теодор Эрнст Моммзен стал профессором-медиевистом в США, другой внук, Вильгельм, тоже избрал стезю историка, оставшись в Германии. Дети последнего — близнецы Ганс и Вольфганг Моммзены — тоже были видными немецкими историками.

Работы писателя

Моммзен опубликовал свыше 1500 работ и установил новый подход в систематическом изучении римской истории.

Хотя и незаконченная, «Римская история», написанная ещё в начале карьеры, считалась главной в исследованиях историка. Но в наше время более ценным считается Corpus Inscriptionum Latinarum, сборник римских записей, который он подарил Берлинской Академии.

«История Рима» опубликованная в трех томах в 1854, 1855 и 1856 гг. В этой работе описана римская история до падения республики и начала правления Юлия Цезаря. Так как Моммзен очень уважал Цезаря, он не смог написать о его смерти. Моммзен сравнил политику Древнего Рима с состоянием государства в его время. Четвёртый том работы, в котором должна была быть описана история Рима времен империи, не был опубликован. При этом Моммзен опубликовал так называемый пятый том, в котором описывались римские провинции во время ранней империи.

В начале карьеры, когда Моммзен опубликовал записи Неаполитанского королевства (1852), у него уже была идея собрать все древние записи на латинском. Так появилась работа Corpus Inscriptionum Latinarum, что составляет шестнадцать томов. Пятнадцать из них появилось при жизни Моммзена, а пять из них автор написал самостоятельно.

Моммзен опубликовал фундаментальные сборники римского права Corpus Iuris Civilis и Codex Theodosianus. Он также сыграл важную роль в издании Monumenta Germaniae Historica, издании текстов Отцов Церкви и исследовании римского лимеса.

Работы

• «Римская история» («Römische Geschichte»);
• «Римское государственное право» («Römisches Staatsrecht», 1871—1888 гг.): см. Моммзен Т. Римское государственное право: народный трибунат / пер. немецкого А. А. Павлова и Т. Е. Бондаревой // историческое произведение как феномен культуры. Сыктывкар: сыктГУ, 2013. Вып. 8. С. 211—244.
• «Римское уголовное право» («Römisches Strafrecht», 1899 г.);
• более 1500 других статей и эссе.
• De origine actibusque Getarum

Подготовка публикаций

• «Свод латинских надписей»;
• «Свод гражданского права»;
• «Кодекс Феодосия»;
• «Monumenta Germaniae Historica»;
• труды Отцов Церкви.

Признание

За академические достижения Теодор Моммзен в 1868 году был награждён орденом «За заслуги в науке и искусстве».

В 1902 году за труд «Римская история» (нем. Römische Geschichte) удостоен Нобелевской премии по литературе с формулировкой «величайшему существующему мастеру исторической литературы с особым упоминанием монументального труда „Римская история“». Моммзен стал одним из немногих авторов, получивших премию за документальную прозу, единственный её лауреат-историк. До 2007 года, когда премию получила Дорис Лессинг, оставался старейшим лауреатом Нобелевской премии по литературе.

Почётный гражданин Рима.

Литература

• Моммзен, Теодор // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Использованы материалы [en.wikipedia.org/wiki/Theodor_Mommsen английской Википедии].

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Теодор Моммзен
• [eldb.net/name/nm004964/ Теодор Моммзен на сайте The Electronic Literary Database (ELDb)]
• [www.krotov.info/spravki/persons/19person/1817momm.html Теодор Моммзен и «Римская история»]

Отрывок, характеризующий Моммзен, Теодор

Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.