Иванов-Разумник, Разумник Васильевич

Иванов-Разумник
Место рождения:	Тифлис
Место смерти:	Мюнхен
Гражданство:	Российская империя, СССР
Род деятельности:	литературовед, историк литературы, социолог, прозаик, литературный критик
Язык произведений:	русский
Дебют:	1904
[az.lib.ru/i/iwanowrazumnik_r_w/ Произведения на сайте Lib.ru]

Разумник Васильевич Иванов-Разумник (настоящая фамилия Иванов; 12 [24] декабря 1878, Тифлис — 9 июля 1946, Мюнхен) — русский и советский литературовед, литературный критик, социолог, писатель.

Биография

Родился в Тифлисе, в небогатой дворянской семье. Учился в 1-й петербургской гимназии, а затем на математическом факультете Санкт-Петербургского университета. За участие в студенческой демонстрации в 1901 был арестован, в 1902 — выслан из Петербурга.

Печататься начал в 1904 в «Русской мысли» (статья о Н. К. Михайловском), затем писал в «Русском богатстве», «Русских ведомостях» и других изданиях. Двухтомная «История русской общественной мысли» Иванова-Разумника (1906) пользовалась в своё время большой популярностью. В 1910—1920-х гг. был близок к эсерам (с 1917 — к левым эсерам).

В 1917-1918 годах Иванов-Разумник вместе с Андреем Белым и С. Мстиславским редактирует сборники «Скифы» [1918], куда помещает и свои сочинения. В них Иванов-Разумник воздаёт восторженную хвалу «первым подлинно народным поэтам нашим — Есенину, Орешину и особенно Клюеву, равно избегшим опасностей военного шовинизма и революционного азарта». По мнению Иванова-Разумника, только их голос громко прозвучал в «грохоте громов» великой революции, которую так усердно стараются сделать малой все «мещане от обывательщины и от социализма».

В 1919-1924 годах Иванов-Разумник — один из руководителей (товарищ председателя) Вольной философской ассоциации, созданной в целях «исследования и разработки в духе философии и социализма вопросов культурного творчества».

С 1919 года неоднократно арестовывался как «идейный вдохновитель народничества», но после непродолжительного пребывания в тюрьме освобождался. В феврале 1933 года был арестован и сослан в Сибирь как «антисоветский элемент». В ссылке жил сначала в Новосибирске, затем в Саратове. Жил в бедности, не имея постоянного заработка. В марте 1936 года освобождён из ссылки, поселился в городе Кашира Московской области, затем перебрался в город Пушкине близ Ленинграда. В последний раз арестован в сентябре 1937 года, обвинён в контрреволюционной агитации. Отверг все предъявленные обвинения. В июне 1939 года, в пору кратковременной «бериевской либерализации» в НКВД был освобождён из тюрьмы «за прекращением дела».

В сентябре 1941 Иванов-Разумник оказался на временно оккупированной нацистами советской территории. Занявшие Пушкин немцы в марте 1942 года вывезли его вместе с женой в Восточную Пруссию, где до лета 1943 года они находились в лагере для остарбайтеров в Кёнице близ Данцига. В августе 1943 года был освобождён. Жил в Литве. Летом 1944 года ушёл на запад вместе с отступавшими немецкими войсками. После завершения Второй мировой войны оказался в союзной оккупационной зоне Германии. Принудительной репатриации в СССР избежал. Жил сначала в городе Регенсбурге в Баварии, затем переехал в Мюнхен. Написал воспоминания о своей жизни после 1917 года («Тюрьмы и ссылки») и о писателях в Советской России («Писательские судьбы»).

Иванов-Разумник умер в Мюнхене 9 июля 1946.

Творчество

Уже в первой своей книге Иванов-Разумник полностью раскрывает своё философское кредо и свой критический метод. Собственную философскую систему Иванов-Разумник называет имманентным субъективизмом, под углом зрения которого он и рассматривает историю русской общественной мысли. В 1820—1830-х годах, по его мнению, доминирует мистическая теория прогресса, в 1840-х — позитивная теория прогресса, в 1850-х — имманентный субъективизм (Герцен), в 1860-х — вульгаризация имманентного субъективизма, утилитаризм и вырождение в нигилизме, в 1870-х — наблюдается возврат к имманентному субъективизму (Лавров и Михайловский), затем — возрождение позитивной теории прогресса, достигающей апогея в русском марксизме 1890-х гг., в 1900-х гг. — мистическая теория прогресса — и в следующие годы XX в. — новый возврат к имманентному субъективизму. В основе своей последний сводится к отрицанию объективной целесообразности, объективного смысла жизни, к утверждению субъективной целесообразности, к признанию, что субъективной целью, а значит и самоцелью, является человек. Цель жизни — в настоящем, в осуществлении полноты бытия, в большем включении в свою жизнь таких ценностей, как правда-ощущение, правда-красота, правда-справедливость и правда-истина. Из желания полноты бытия вытекает активное отношение к жизни. Возражая против неправильного толкования термина «субъективный метод», Иванов-Разумник заявляет: «Субъективизм — не метод и не приём, а доктрина, вполне определенное социологическое воззрение, и не только социологическое, но и гносеологическое, и психологическое, и этическое; субъективизм есть этико-социологический индивидуализм» («История русской общественной мысли»). А в другом месте: «Мировоззрение имманентного субъективизма является бодрым, активным, жизненным, субъективно-осмысливающим жизнь человека и жизнь человечества» (О смысле жизни, СПБ., 1910).

Свои философские и социологические воззрения Иванов-Разумник переносит и в историю русской литературы и в критику. История русской общественной мысли есть история интеллигенции. «Философия истории русской интеллигенции есть в то же время отчасти и философия русской литературы». Содержанием философии русской литературы является борьба интеллигенции с мещанством. Что такое мещанство? «Определяя возможно широко сущность этического мещанства, мы скажем, что мещанство — это узость, плоскость и безличность, узость формы, плоскость содержания и безличность духа; иначе говоря, не имея определенного содержания, мещанство характеризуется своим вполне определённым отношением к какому бы то ни было содержанию: самое глубокое оно делает самым плоским, самое широкое — самым узким, резко-индивидуальное и яркое — безличным и тусклым… Мещанство — это трафаретность, символ веры мещанства и его заветнейшее стремление — это „быть, как все“; мещанство как группа есть поэтому та „сплоченная посредственность“, к-рая всюду и всегда составляла толпу, доминирующую в жизни…» (История русской общественной мысли, т. I, стр. 15—16). Мещанство — это сила, противоположная интеллигенции, это та среда, в борьбе с которой проходил процесс развития русской интеллигенции. «Интеллигенция есть этически — антимещанская, социологически — внесословная, внеклассовая, преемственная группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направлении к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности» (там же, т. I, стр. 10). Борьба этих внесословных и внеклассовых групп во имя этического индивидуализма, отличающегося и от ультраиндивидуализма и от антииндивидуализма, составляет содержание русской общественной мысли, русской литературы, русской интеллигенции.

Иванову-Разумнику принадлежит ряд статей и книг по истории русской литературы; он писал о Герцене, Белинском, Льве Толстом, Пушкине, Андрее Белом, Блоке, Куприне, Федоре Сологубе и др. Редактор cобрания сочинений А. Блока (1932-1936).

Книги

• О смысле жизни. СПб., 1910
• Лев Толстой. СПб., 1912. — 172 с.
• А. Блок. А. Белый. Пг., «Алконост», 1919, 180 с.
• Русская литература ХХ в. Пг, 1920
• Творчество и критика. Пг., 1922
• Владимир Маяковский. (Мистерия или Буфф). Берлин, «Скифы», 1922
• Книга о Белинском. Пб., «Мысль», 1923, 274 с.
• [elib.shpl.ru/ru/nodes/19799-ivanov-razumnik-r-v-pered-grozoy-1916-1917-gg-pg-1923#page/1/mode/grid/zoom/1 Перед грозой. 1916—1917 годы.] — Пг., 1923. — 136 с.
• Вершины. П., 1923
• М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество.т. 1. М., «Федерация», 1930

Ссылки

• [az.lib.ru/i/iwanowrazumnik_r_w/text_0050.shtml Иванов-Разумник] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939
• Иванов-Разумник // Биографический словарь «Политические деятели России. 1917». - Большая Российская энциклопедия
• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/IVANOV-RAZUMNIK.html Иванов-Разумник] // Энциклопедия «Кругосвет».
• [pytkam-net.tk Р. В. Иванов-Разумник. Тюрьмы и ссылки. Читать онлайн.]
• [www.rulex.ru/01090072.htm Биография]
• [filpedia.ru/134/ Биография]
• [www.svobodanews.ru/content/article/412919.html Борис Парамонов. Русский европеец Иванов-Разумник]

Отрывок, характеризующий Иванов-Разумник, Разумник Васильевич

Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.