Идигянь

Идигянь 牟羽可汗
Уйгурский каган
759 — 780
Предшественник:	Моян-чур
Преемник:	Дуньмага
Вероисповедание:	Тенгрианец. С 762 года Манихей
Смерть:	780(0780) Хара-Балгас
Род:	Яологэ
Отец:	Моян-чур
Супруга:	Гуанцинь, дочь Пугу Хуайэня Чунвэй

Идигянь (тронное имя кит. упр. 牟羽可汗, пиньинь: moyukehan, палл.: Моюйкэхань, личное имя кит. упр. 移地健, пиньинь: yidijian, палл.: Идицзянь) — каган уйгурского каганата с 759 года по 780 год.

Правление

После смерти отца, занял престол. Идигянь, связанный с Китаем браком с китайской княжной, живо интересовался положением дел в Тан. После обмена посольствами каган узнал, что положение Тан весьма ненадёжное, и отправил своих воинов в Китай с тем, чтобы участвовать в междоусобной войне.

Вступление в Китай 762—765

К 762 году каган, считал, что дом Тан уничтожен. Однако посланник от Тан Дай-цзуна привёз кагану указ как танскому вассалу. Идигянь выразил сомнение в правомерности такого указа, обратив внимание посланника на то, что центральная власть в империи ослабела, а многие земли заброшены и заросли травой. Казалось, что уйгурского войска хватит, чтобы покорить Китай. Каган демонстративно не отвечал императору и продолжал двигать войска вглубь Китая.

В Чанъани поначалу считали, что уйгуры в Китае располагают 100 000 солдат. Когда же чиновник Ио Цзымао встретил уйгуров у города Тайюань, то, угостив их командиров, выяснил, что строевого войска только 4000, ещё 10 000 слуг, и 40 000 лошадей. Идигянь с ханшей прибыл в войско и передал императору, что уйгуры в Китае всего лишь ловят мятежников. Вместе с тем, каган отверг три плана по нападению на мятежников, предпочтя остаться в Тайюане и снабжать армию из местных складов. Положение уйгуров осложнилось, когда они оказались стиснутыми императорскими войсками, с которыми по плану должны были соединиться для борьбы с мятежниками: видя заносчивое обращения Идигяня с китайскими князьями, танские воины возмущались и предлагали уничтожить уйгуров.

Узнав, что 20 ноября 762 года, императорские войска вернули Лоян и полностью подавили мятеж, каган послал поздравления и знамёна императору. Уйгуры ещё три месяца стояли лагерем к югу от Хуанхэ и причинили много вреда местным деревням. Вскоре уйгуры снялись с места и подошли к Тайюаню, где их встретил Пугу Хуайэнь, прославленный полководец и отец жены Идигяня. Уйгуры вынуждено покинули Китай. За время своего пребывания в Китае уйгуры, призванные сражаться с мятежниками, нанесли ущерба едва ли меньше, чем Ань Лушань и его союзники.

Манихейство

Война имела и ещё одно последствие, изменившие судьбу Уйгурского каганата. Кроме военных трофеев и пленных Идигянь привёз из Китая манихейских священников, которые ещё в Лояне обратили кагана в манихейство (762 год). В 763 году в Орда-былыке четыре манихейских монаха провозгласили учение Мани официальной религией каганата. В 768 году манихеи через кагана направили запрос китайскому императору с тем, чтобы открыть манихейские святилища на территории империи. Император не симпатизировал манихеям, однако был вынужден дать разрешение в 771 году.

Война с тибетцами 765—768

В 765 Пугу Хуайэнь (en:Pugu Huai'en僕固懷恩) восстал против императора и призвал на помощь уйгур и тибетцев. Очень скоро Пугу Хуайэнь умер. Не желая упустить свой шанс, уйгуры начали тайные переговоры с генералом Го Цзыи (郭子儀, en:Guo Ziyi) о вступлении в Китай. Го Цзыи пошёл на провокацию и в одиночку, без оружия, приехал в лагерь уйгур и сказал им, что император отблагодарил их за помощь и теперь уйгурам не следует злоумышлять против Тан. Он также сказал, что не боится смерти от рук уйгур и знает, что в таком случае его ратники отомстят за него. Уйгурские старейшины испугались и поклялись, что не войдут в Китай, а напротив, нападут на тибетцев. Также они просили избавить от смерти сыновей Пугу Хуайэня, так как они родственники ханши.

Зимой 765 года Бай Юаньгуан (白元光) из авангарда шофанского гарнизана соединился с войсками уйгур. Началась метель и тибетцы закрылись в своём лагере. Воины незаметно проникли в лагерь и началась резня: 50 000 тибетцев погибло, 10 000 пленено, 5 000 китайских семей освобождено из плена, множество скота и добычи уйгуры захватили. Кроме того, император щедро наградил их старейшин, когда те прибыли в столицу.

Подготовка к войне с Тан 768—779

В 768 году скончалась ханша Гуанцинь (光親). Сио Хинь был послан с соболезнованиями. В 769 году Ли Хань отправился к кагану с Чунвэй — младшей дочерью Пугу, которую император удочерил. Теперь её отдавали в жёны кагану, с ней было приданое из 20 000 мотков шёлка.

Китай ещё не восстановился после войны, а уйгуры продолжали проникать на земли империи. Их шайки бродили по стране, не нападая в открытую, но увозили с собой девушек, крали коней и производили разные беспорядки. На рынках уйгуры требовали за лошадь 40 кусков шёлка. Император обещал уйгурам покупать у них лошадей, и те привезли на продажу 10 000 негодных животных, так что император, не желая их злить, заплатил непомерную цену в 240 000 кусков шёлка за 6000 порченых лошадей.

В 778 году уйгуры без предупреждения напали на Тайюань. Бао Фан был застигнут врасплох и потерял 10 000 человек. Гуаншен разбил их и выгнал из Китая. В 779 Тан Дэ-цзун вступил на престол и отправил посла с извещением о смерти Дай-цзуна, но каган принял его холодно. Посол выяснил, что старейшины подговаривают кагана к войне. Но хан Дульмага-тархан отговаривал кагана от войны, говоря, что в лучшем случае уйгуры добудут немного скота, а в худшем все погибнут в сражениях с танской армией. Каган не послушал его. Тогда Дульмага-тархан убил кагана и 2000 человек уйгурской знати. Вероятно, переворот был связан с борьбой важнейших аристократических родов против засилья правящего рода Яглакар

Дульмага-тархан вступил на престол.

Примечания

Предшественник: Моян-чур

Уйгурский каган 759— 780

Преемник: Дуньмага

Ссылки

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. Синь Тан Шу. цзюань 217а

• Michel Tardieu, Malcolm DeBevoise. [books.google.ru/books?id=e9wk7DQRoPoC&dq=Manichaeism&source=gbs_navlinks_s Manichaeism]. — University of Illinois Press, 2009. — 120 p. — ISBN 0252032780, 9780252032783.
• [e-lib.gasu.ru/da/archive/2000/05/10.html Кызласов Л.P. СЕВЕРНОЕ МАНИХЕЙСТВО И ЕГО РОЛЬ В КУЛЬТУРНОМ РАЗВИТИИ НАРОДОВ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ ]

Отрывок, характеризующий Идигянь

И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.