Ириней (Боголюбов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Епископ Ириней (в миру Иван Иванович Боголюбов; 18 (30) апреля 1804, Заколпье, Белозерский уезд, Новгородская губерния — 8 (20) мая 1860) — епископ Русской православной церкви, епископ Екатеринбургский, викарий Пермской епархии.



Биография

Родился 18 апреля 1804 года в селе Заколпье Белозерского уезда в семье священника.

Первоначальное образование получил под руководством своей старшей сестры, признательную память о которой сохранил до конца своих дней. Обучался в Белозерском духовном училище, затем поступил в Новгородскую духовную семинарию по первому разряду.

Любимый ученик тогдашнего ректора семинарии, архимандрита (впоследствии архиепископа) Игнатия Семёнова, он отказался от поступления в Академию и остался при архимандрите Игнатии, занимаясь религиозно-нравственными сочинениями и посещением уроков Игнатия по богословию; затем, 6 сентября 1825 года определён лектором греческого языка в Новгородской духовной семинарии и одно время преподавал и еврейский язык.

С молодых лет он желал стать монахом, но по воле престарелых своих родителей женился и 26 марта 1827 года рукоположен во священника в город Устюжну и назначен учителем Устюжского духовного училища.

В 1828 году, когда архимандрит Игнатий был назначен на Олонецкую кафедру, он 1 ноября 1828 года перевел о. Иоанна в Петрозаводск к кафедральному собору, затем назначил его экзаменатором ставленников и учителем высшего отделения петрозаводского уездного духовного училища.

31 октября 1829 года определён инспектором Петрозаводского уездного духовного училища.

С 18 сентября 1830 года — попечитель Олонецкого епархиального попечительства.

В январе 1831 года он был назначен экономом Олонецкого архиерейского дома

Овдовев, 5 апреля 1831 года пострижен в монашество с именем Ириней.

С 1832 года — член Олонецкой духовной консистории.

С 10 ноября 1833 года — смотритель Петрозаводского уездного и приходского духовных училищ.

Он был деятельным сотрудником епископа Игнатия по устройству новоучрежденной епархии и по миссионерской деятельности среди старообрядцев.

30 сентября 1841 года возведён в сан архимандрита без управления монастырем.

В 1843 году перешёл вместе с преосв. Игнатием в Донскую епархию. С 15 февраля 1843 года — член Новочеркасской консистории и благочинный монастырей.

После перевода архиепископа Игнатия в Воронежскую епархию, перемещён 18 сентября 1847 года на те же должности в Воронежскую епархию.

30 апреля 1851 года, По смерти архиепископа Игнатия, назначен настоятелем Валдайского Иверского монастыря и членом Новгородской консистории.

С 30 сентября 1853 года — наместник Александро-Невской лавры.

17 января 1860 года хиротонисан во епископа Екатеринбургского, викария Пермской епархии.

Скончался 8 мая 1860 года. Был погребен в Богоявленском кафедральном соборе, впоследствии разрушенном.

2 июля 2008 года в Екатеринбурге во время ремонта дороги на Площади 1905 года, на месте разрушенного собора, были обнаружены захоронения, среди которых предположительно находятся и останки епископа Иринея.

Сочинения

  • Воспоминания об Игнатии, архиепископе Воронежском и Задонском.
  • «Собрание слов», СПб, 1850.

Напишите отзыв о статье "Ириней (Боголюбов)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ириней (Боголюбов)

– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.