И-и раз!..
| И-и раз!.. | ||||
 | ||||
| Студийный альбом Вежливый отказ | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
39:00 | |||
| Страна | ||||
| Лейбл | ||||
|
| ||||
| Хронология Вежливый отказ | ||||
| ||||
«И-и раз!..» — пятый студийный альбом группы «Вежливый отказ», вышедший в 1992 году.
История создания
Первые песни концертной программы появились в 1989 году; по сути, это развитие идей предыдущего альбома «Этнические опыты». На сей раз слова практически отсутствуют: единственный полный текст альбома был позаимствован у П. Арманда («Тучи над городом встали», 1938); в остальных случаях (за исключением «случайных» слов и фраз вроде «паспорт?») это полюбившиеся Романом Сусловым фонемы.
Диск был записан тем же составом, что и предыдущий, за четыре дня в 1991 году, но в связи с известной политико-экономической ситуацией в России его удалось издать лишь в следующем 1992 году.
Композиция «Ревельский чарльстон» посвящёна Леониду Сойбельману.
В рецензии на альбом журналист журнала «New Hot Rock» писал: «Впечатления противоречивые. Будто бьются из-подо льда добры молодцы, тянут руки богатырские - к слушателю хотим, к многочисленному, музыки понятной играть, густоплясовой - анне пущает их сила-то заморская, авангард замороченный»[1].
Список композиций
Тексты и музыка Романа Суслова, за искл. 7 — автор слов Павел Арманд.
- Вступление
- Я учусь танцевать по-японски
- Ревельский чарльстон
- Венеция
- Свадебный марш
- Танго
- Эпиграф: «Тучи над городом встали…»
- Вальс
- Босса-Нова
Участники записи
- Роман Суслов — гитара, вокал
- Дмитрий Шумилов — бас-гитара, контрабас
- Максим Трефан — фортепиано
- Михаил Митин — ударные
Напишите отзыв о статье "И-и раз!.."
Примечания
- ↑ Константин Волков Ой, да вы гуманоидишки, да побратимцы мои-и! // New Hot Rock. — 1994. — № 8. — С. 6.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий И-и раз!..
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
