Казанский монастырь (Кентлин)

Монастырь
Казанский монастырь в Кентлине Our Lady of Kazan Convent in Kentlyn
Страна	Австралия
Город	Сидней
Конфессия	православие
Епархия	Австралийская РПЦЗ
Тип	общежительный
Основатель	Петр Гришаев протодиакон
Дата основания	1956
Настоятель	Мария (Мирос) игуменья
Состояние	действующий
Сайт	[www.kazanconvent.org/ Официальный сайт]

Монастырь в честь Казанской иконы Божией Матери или Новое Шамордино (англ. Our Lady of Kazan Convent in Kentlyn) — православный женский монастырь в юрисдикции Австралийско-Новозеландской епархии Русской православной церкви заграницей, расположенный в сиднейском микрорайоне Кентлин, в штате Новый Южный Уэльс в Австралии.

История

Женский православный монастырь в честь Казанской иконы Божией Матери был основан в микрорайоне Кентлин (в 50 км на юго-запад) в городе Сиднее на участке земли, пожертвованном клириком Петропавловского кафедрального собора Сиднея протодиаконом Петром Гришаевым.

В 1955 году правящий архиерей Австралийско-Новозеландской епархии архиепископ Савва (Раевский) выразил намерение создать в своей епархии мужской и женский монастыри. В день Святого Духа 12 (25) июня 1956 года во Владимирской церкви Сиднея был отслужен молебен и в тот же день епископ Савва в сопровождении иеромонаха Димитрия (Обухова) и протодиакона Петра Гришаева осмотрел будущий монастырский участок, который в тот же день и был передан епархии дарителем. В день Сретения Владимирской Иконы Божией Матери 23 июня (6) июля того же года, был совершен молебен и освящено место для сооружения временных монастырских построек мужской обители в честь Всех Святых. В воскресенье 3 (16) сентября в приспособленном для этого гараже была совершена первая Божественная литургия архиерейским чином, а также освящено место для сооружения главного монастырского здания, в котором должна была разместиться церковь и келлии. Малочисленной братией, состоящей из иеромонаха Димитрия (Обухова), послушников Михаила Сорокина, Алексея Пленина и Иоанна Бойко, началась расчистка монастырского участка. При посредстве трудников был разбит сад, посажен виноградник. Одновременно протоиерей Ростислав Ган в микрорайоне Кабраматта (пригороде Сиднея) вёл работы по созданию первой женской обители, где несколько монахинь, приехавших из Харбина, во главе с монахиней Еленой (Устиновой) временно разместились в старом доме Русского Благотворительного Общества.

Указом Архиерейского Синода Зарубежной Церкви от 9 (22) ноября 1957 года при Покровском храме в Кабраматте было учреждена женская монашеская община, а монахиня Елена утверждена в должности начальницы обители. Другим указом от того же числа монахиня Елена была награжена золотым наперсным крестом. 26 января 1958 года за Литургией в Покровском храме архиепископ Савва возложил на монахиню Елену наперсный крест и совершил чин открытия женского монастыря. Через некоторое время монахини лишились своих помещений в Кабраматте и встал вопрос об их новом размещении.

Ввиду ухода из мужского монастыря двух наиболее ценных для его хозяйственной жизни трудников, там возникли затруднения, а вследствие болезненного состояния иеромонаха Димитрия, ему также пришлось оставить монастырь и просить о назначении на приход в город Брисбен. Духовник обители протоиерей Ростислав Ган обратился с рапортом на имя архиепископа Саввы о возможности предоставления для женской общины помещений мужского Всехсвятского монастыря и переводе оставшейся братии в помещения при Владимирской церкви. Указом архиепископа Саввы от 16 января 1959 года женская община была переведена в Кампбеллтаун и ей усвоен статус монастыря с наименованием «Новое Шамордино», так как одна из сестёр (инокиня Михаила) была постриженницей Оптинских старцев. С переездом монахинь в Кампбеллтаун монашеская жизнь оживилась: начались ежедневные богослужения, были устроены молочная и птицеферма. Особое место было отведено для будущего постоянного храма, где был сооружён высокий деревянный крест на каменном постаменте. Духовником и настоятелем монастырского храма был назначен протоиерей Антоний Галушко.

Художник В. П. Загороднюк вместе со своим зятем В. С. Салтыковым и женой Зинаидой Павловной помог устроить иконостас, написал распятие и выполнил некоторые другие работы по украшению монастырского храма. При въезде в монастырь по проекту В. П. Загороднюка были поставлены высокие деревянные ворота в русском стиле. Строил их престарелый мастер М. В. Артёмов с помощниками. Несколько позже он же построил и звонницу.

Монастырь сыграл значительную роль в размещении русских беженцев из Китая, которые прибыли в Австралию при содействии Епархиального Беженского Комитета. В это время были спешно сооружены три большых барака и несколько вспомогательных зданий. Русская общественность в Австралии живо откликнулась на призыв архиепископа Саввы и десятки машин привозили в монастырь рабочих для выполнения строительных, хозяйственных и полевых работ. После расселения беженцев из монастыря, бараки были переоборудованы в гостиницу для паломников, а позже близ обители были построены небольшие квартиры для пенсионеров, в которых православные пожилые люди могли вблизи храма и монастыря провести свои последние дни. Так возник поселок «Братства Святого Креста», и затем приют для больных и немощных, торжественно открытый 4 августа 1963 года. В 1965 году на расстоянии в несколько сотен метров от монастыря, было начато созидание мужского скита во имя святого Иоанна Предтечи в котором поселились монах Гурий и послушник Михаил Сорокин, который создал Епархиальный свечной завод и мастерские. Именно в них были сделаны паникадило и посвечники для женского монастыря.

После протоиерея Антония Галушко духовником и настоятелем храма был назначен протоиерей Тимофей Клопов. За все годы существования обители много священнослужителей участвовали в духовной жизни монастыря — протоиерей Ростислав Ган, протоиерей Михаил Клебанский, протоиерей Никита Чемодаков, протоиерей Михаил Константинов, протоиерей Николай Грант, протоиерей Георгий Скринников (из Канады), протоиерей Сергий Окунев, протоиерей Серафим Ган, протоиерей Борис Игнатьевский, священник Владимир Цуканов, иеромонах Косьма (грек), иеромонах Иоаким Росс (австралиец) и иеромонах Евфимий (Саморуков). Многие новорукоположенные священники и диаконы для приобретения богослужебного опыта проходили в монастыре своё служение. Кроме участия в ежедневных богослужениях, сестры обители занимаются выпечкой просфор для большинства сиднейских храмов.

Современность

В 1984 году в 93-летнем возрасте скончалась игумения Елена (Устинова), а на праздник Живоносного Источника настоятельницей монастыря была назначена монахиня Евпраксия (Пустовалова), которая управляла монастырем в сане игуменьи 22 года. При ней был построен новый кирпичный Казанский храм, освящённый 4 (17) февраля 1990 года митрополитом Восточно-Американским и Нью-Йоркским Виталием (Устиновым). Возведены новый кирпичный монашеский корпус, колокольня, главные ворота с аркой и другие постройки.

С 19 августа 2006 года обителью управляет игуменья Мария (Мирос) (возведена в сан игуменьи в день Казанской иконы Божией Матери 4 ноября 2006 года).

Настоятельницы

• Елена (Устинова), игуменья (1958 — †5 апреля 1984)
• Евпраксия (Пустовалова), игуменья (1984 — †2006)
• Мария (Мирос), игуменья (с 2006)

Реквизиты

• Адрес: 32 Smith Street Kentlyn, N.S.W. 2560, Australia
• E-mail: marruscon@hotmail.com
• Тел.: + 61 (0)2 4625-7054

Ссылки

• [www.kazanconvent.org/ Our Lady of Kazan Convent in Kentlyn (официальный сайт)]  (англ.)
• [orthodoxwiki.org/Our_Lady_of_Kazan_Convent_%28Kentlyn,_New_South_Wales%29 Our Lady of Kazan Convent (Kentlyn, New South Wales)]  (англ.)

Монастыри и монашество   Австралия   Православие

Отрывок, характеризующий Казанский монастырь (Кентлин)

– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.