Каринский, Сергей Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Сергеевич
Каринский
Дата рождения:

7 августа (20 августа) 1905(1905-08-20)

Дата смерти:

27 февраля 1984(1984-02-27) (78 лет)

Научная сфера:

юриспруденция

Место работы:

Институт законодательства и сравнительного правоведения

Учёная степень:

доктор юридических наук (1963)

Учёное звание:

профессор 

Альма-матер:

Московский университет

Награды и премии:

Сергей Сергеевич Каринский (7 августа (20 августа) 1905, Москва27 февраля 1984, Москва) — доктор юридических наук, профессор, Заслуженный юрист РСФСР.





Биография

Сергей Сергеевич Каринский родился 7 (20) августа 1905 г. в Москве в семье потомственного дворянина Московской губернии С. С. Каринского (1877—1942)[1], внука И. А. Каринского, и представительницы старинного дворянского рода Красенских М. С. Каринской (1879—1948). Кроме него в семье были брат Андрей (1904—1974) и сестра Ольга (1907—1984). Родной племянник Н. С. Каринского.

Как и его отец, С. С. Каринский поступил в 4-ю Московскую гимназию (1915 г.), но из-за революции смог проучиться в ней только три года, до весны 1918 г. В 1918—1920 г.г. он находился в Предуралье и Западной Сибири вместе с матерью, братом и сестрой.

Вернувшись в Москву в конце 1920 г., он завершает своё среднее образование и поступает на Юридический факультет (переименованный в Правовое отделение) Московского университета, где обучается в течение 1922—1925 г.г.

«1922 г. в жизни Московского Университета был переломным — с этого именно года Университет окончательно перестроился на советский лад, в этом году был устроен массовый приём студентов (на одно Правовое отделение было принято 350—400 человек). К такому массовому приёму Университет подготовлен не был, не хватало ни аудиторий, ни преподавателей. Две первых лекции Бухарина, назначенные в самой большой аудитории Университета, в так называемой Богословской — были сорваны из-за исключительного наплыва желающих его слушать — народ стоял в коридорах и на лестнице такой плотной толпой, что немыслимо было и думать пробраться в аудиторию. Университет в смысле организационном и хозяйственном представлял собой в те годы печальную картину — мрачные, тёмные, нетопленные коридоры и аудитории, наполненные толпой студентов самого разнообразного вида, возраста и положения, сидящих в шубах и шапках на окнах, стоящих в проходах, курящих, галдящих и возмущающихся неразберихой»[2].

В июне 1925 г. С. С. Каринский оканчивает экстерном Факультет советского права (так стал называться б. Юридический факультет).

В 1925—1928 гг. С. С. Каринский работал помощником адвоката в Москве.

В 1928—1930 г.г. С. С. Каринский служил на Дальнем Востоке в РККА, в рядах которой принимал участие в конфликте на КВЖД.

После своей демобилизации С. С. Каринский работал в различных советских организациях юрисконсультом. В 1936—1945 г.г. он был старшим консультантом, а затем главным юрисконсультом Наркомата оборонной промышленности, а позднее — начальником правового отдела Наркомата авиационной промышленности.

В 1945 г. С. С. Каринский перешёл на научную работу во Всесоюзный институт юридических наук (Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ), в котором работал до 1983 г., то есть практически до самой своей смерти (старший научный сотрудник в секторе законодательства о труде и социальном обеспечении, учёный секретарь Института в 1949—1956 гг., профессор).

Кандидат (1950 г.), доктор (1963 г.) юридических наук. Тема докторской диссертации: «Правовые способы материального и морального стимулирования рабочих и служащих к дальнейшему повышению эффективности труда».

С. С. Каринским опубликовано более 200 научных работ, из них 10 монографий, 5 учебных пособий, 7 научных комментариев к законодательству о труде и к судебной практике. Он обосновал идею расширения хозяйственной самостоятельности и инициативы предприятий в определении систем и размеров оплаты труда. Им были проанализированы теоретические вопросы установления и изменения системы оплаты труда, определены место премирования в системе заработной платы и его роль как дополнительного элемента в системе оплаты труда.

Одновременно с работой в Институте С. С. Каринский занимался преподаванием: читал курсы лекций в Московском юридическом институте, Институте внешней торговли, Высшей школе профдвижения.

Профессору С. С. Каринскому было присвоено звание «Заслуженный юрист РСФСР». Членом коммунистической партии С. С. Каринский не состоял.

27 февраля 1984 г. С. С. Каринский скончался и был похоронен на московском Введенском кладбище (участок № 15).

Был женат первым браком на В. А. Седовой (1904—1952). От этого брака сын Сергей (1932—2008) и дочь Ирина (1939—1991). Вторым браком — на Н. А. Литвиненко (1921—2011), от которой родилась дочь Ольга (1948).

Библиография

Каринский С.С. Материальная ответственность рабочих и служащих по советскому трудовому праву. М., 1955.

Каринский С.С. Правовое регулирование заработной платы. М., 1963.

Каринский С.С. Материальные и моральные стимулы к повышению производительности труда (правовые вопросы). М., 1966.

Каринский С.С. Оплата труда в промышленности. М., 1971.

Напишите отзыв о статье "Каринский, Сергей Сергеевич"

Литература

Институт законодательства и сравнительного правоведения: незабываемые имена. М., 2010. Сс. 87—89.

Примечания

  1. Отец, Сергей Сергеевич Каринский, родился в Москве, окончил 4-ю Московскую гимназию, служил во Владимирской и Тверской земских управах и до 1917 г. в Московской городской управе на месте своего отца надворного советника Сергея Ивановича Каринского (1839—1901). Позднее — в Московском Народном банке, в Центросоюзе и др. организациях в качестве экономиста. В 1935 г. вместе с женой уехал из Москвы и поселился около ст. Щёлково, где и умер. Похоронен на Гребневском кладбище в г. Щёлково Московской области. Там же похоронена М. С. Каринская (урожд. Красенская).
  2. Рукописные воспоминания С. С. Каринского. М., 1932 г.

Ссылки

  • [avasilyeva.ru/familytree/Фамильное древо Каринских—Зотиковых—Лупповых]

Отрывок, характеризующий Каринский, Сергей Сергеевич

– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..