Карнавал (группа)
Карнавал | |
Жанр | |
---|---|
Годы |
1979 — 1984 (оригинальный состав) |
Страна | |
Откуда | |
Состав |
Александр Барыкин, |
«Карнавал» — советская рок-группа, созданная в 1979 году Александром Барыкиным и Владимиром Кузьминым.
Содержание
История
«Супермен» (1979—1981)
В начале своего творчества группа «Карнавал» работала в ресторане, выступала с концертной программой в стиле традиционного рока, «новой волны» и «реггей» на эстраде в московских клубах и ДК. Работа в данном случае давала ребятам свободу в их музыкальном творчестве. В репертуаре группы звучали песни собственного сочинения и зарубежных авторов.
В первый состав группы вошли:
- Александр Барыкин (экс — ВИА «Москвичи», ВИА «Весёлые ребята», ВИА «Самоцветы») — 12-струнная гитара, акустическая гитара, вокодер, вокал
- Владимир Кузьмин (экс — ВИА «Надежда», ВИА «Самоцветы» — лидер-гитара, скрипка, флейта, вокодер, клавишные инструменты, вокал
- Евгений Казанцев (экс — ВИА «Весёлые ребята», ВИА «Самоцветы») — бас-гитара, вокал
- Василий Изюмченко (экс — джаз-оркестр «Арсенал») — ударные инструменты
После ухода Василия в ВИА «Поющие сердца» его место занял Владимир Болдырев, ранее работавший в латышском ансамбле «Модо» под руководством Раймонда Паулса. Владимир также плодотворно сотрудничал в записи джазовых композиций с известным азербайджанским музыкантом Вагифом Мустафа-заде, принимал участие и в молодёжном фестивале джазовой музыки «Тбилиси 78», где получил звание лучшего ударника.
В 1981 году по предложению композитора Владимира Матецкого и поэта Игоря Кохановского, группа записывает свой первый магнитоальбом «Супермен». Своеобразие «Карнавала» заключалось в синтезе высокого исполнительского мастерства, оригинальных аранжировок и использования современных методов звукозаписи. Музыканты также одними из первых в стране начали широко использовать в творчестве стиль регги.
На «Карнавал» обращают внимание, и в 1981 году на Всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия» выходит первый миньон группы, который имел огромный успех и разошёлся многомиллионным тиражом по стране. В этот миньон вошли всего три песни - "Внезапный тупик", "Пустое слово" и "Я знаю теперь". К музыкантам группы пришло всенародное признание. Поклонники музыкантов ждали новых песен, новых альбомов. Но, к великому сожалению, группа на волне своей популярности теряет половину своего состава. В ВИА «Весёлые ребята» уходят Евгений Казанцев, в дальнейшем он работает в аккомпанирующем ансамбле певца Иосифа Кобзона и группе «СВ», и Владимир Болдырев, который играет в московской группе «Седьмой океан», позже эмигрирует из страны[1].
Новый состав (1981—1982)
Кузьмин с Барыкиным набирают новый состав. На место Евгения приходит Анатолий Лемберский, который позже будет работать в группе «Москва». Группа в уже новом составе начинает свои гастрольные поездки от Тульской филармонии, выступает в совместной программе с ВИА «Красные Маки». В новый состав вошли:
- Александр Барыкин — гитара, вокал
- Владимир Кузьмин — лидер — гитара, вокал
- Сергей Рыжов (экс — ВИА «Красные Маки») — бас-гитара
- Юрий Чернавский (экс — ВИА «Красные Маки») — саксофон, клавишные инструменты
- Юрий Китаев (экс — ВИА «Красные Маки») — ударные инструменты
После гастрольного тура по Украине состав группы «Карнавал» вновь меняется. Все музыканты, кроме Александра Барыкина, уходят из группы. Они организовывают группу «Динамик», позднее работают в ВИА «Весёлые ребята», за исключением Владимира Кузьмина, который начинает свою сольную карьеру на советской эстраде[2].
Барыкин и «Карнавал» (1982—1984)
С 1982 года проект называется "Александр Барыкин и рок-группа «Карнавал»". В это время благодаря тесному сотрудничеству с поэтом Павлом Жагуном в группе рождаются новые песни молодых авторов: «Актёр», «Взгляды», «Остров» и многие другие, а «Карнавал» значится на афишах как «Группа «Новой Волны». Также в исполнении Александра звучит хит «Аэропорт» на слова Михаила Танича.
Вторая волна популярности к группе «Карнавал» приходит после показа новой антивоенной программы «Карнавал мира», где прозвучала песня Александра Барыкина «Чили» на слова Маргариты Пушкиной и другие.
В 1984 году группа «Карнавал» прекращает свои выступления как самостоятельный творческий коллектив. Александр Барыкин в 80-е — 90-е делает успешную карьеру поп-певца, до 1991 позиционируя свой аккомпанирующий состав также как «Карнавал», ибо после ухода Кузьмина права на бренд остались у него.
Дискография
Сборники:
|
Напишите отзыв о статье "Карнавал (группа)"
Примечания
- ↑ [menestreli.ws/Minstrelsy/Pisanina/01/Dynamics_Carnival.html «Динамика „Карнавала“». 1983 год] Артемий Троицкий, «Московский Комсомолец»
- ↑ [menestreli.ws/Minstrelsy/Pisanina/01/Karnaval.htm «Карнавал».] Андрей Бурлака"
Литература
- А. С. Алексеев. Кто есть кто в российской рок-музыке. — М. : АСТ : Астрель : Харвест, 2009. — С. 205, 206. — ISBN 978-5-17-048654-0 (АСТ). — ISBN 978-5-271-24160-4 (Астрель). — ISBN 978-985-16-7343-4 (Харвест).</span>
Отрывок, характеризующий Карнавал (группа)
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.