Барыкин, Александр Александрович

Александр Барыкин
Александр Барыкин
Основная информация
Полное имя	Александр Александрович Барыкин
Место рождения	Берёзово, Ханты-Мансийский автономный округ, Тюменская область, РСФСР, СССР
Место смерти	Оренбург, Оренбургская область, Россия
Годы активности	1973—1996 2000—2011
Страна	СССР СССР→ Россия Россия
Профессии	певец, композитор, гитарист, поэт
Инструменты	электрогитара
Жанры	рок регги новая волна поп-рок хард-рок
Псевдонимы	Александр Барыкин, Албар
Коллективы	ВИА «Москвичи» «Весёлые ребята» «Самоцветы» «Жемчуг» «Карнавал» «Рок-Ателье»
Сотрудничество	Давид Тухманов Владимир Кузьмин Владимир Матецкий Руслан Горобец Игорь Николаев Алла Пугачева Филипп Киркоров Георгий Барыкин Нелли Барыкина
Лейблы	«Мелодия» «Moroz Records» «Anima Vox» «Союз» «Ньюс Мьюзик» «JRC» «Проф-мьюзик» «CD Land» «Квадро-диск» «S.T.R. Records»
[www.barykin.ru/ barykin.ru]

Алекса́ндр Алекса́ндрович Бары́кин (фамилия при рождении — Быры́кин; 18 февраля 1952, Берёзово, РСФСР, СССР — 26 марта 2011, Оренбург, Российская Федерация) — советский и российский рок-музыкант, певец и композитор, гитарист. Заслуженный артист России.

Известность получил как исполнитель и автор песен группы «Карнавал».

Самые известные песни — «Чудо-остров», «Букет», «Аэропорт», «Спасательный круг», «20:00», «За той рекой», «Программа телепередач на завтра».

Биография

Детство и юность

Родился в селе Берёзово (бывший город Берёзов) Ханты-Мансийского автономного округа, вместе с родителями переехал в Люберцы, где окончил среднюю школу № 9 и музыкальную школу. Ещё будучи старшеклассником, организовал свою первую группу «Аллегро» и выступал с ней на танцплощадках. Тогда же начал сочинять песни, причем только на собственные стихи. Став профессиональным композитором, писал стихи для своих песен редко, но впервые сделал это ещё в 1983 году.

Будучи призван в армию, служил сначала в ракетных частях под Калугой, но вскоре был переведен в ансамбль противовоздушной обороны Московского военного округа.

Окончил классическое вокальное отделение музыкального училища имени Гнесиных. Краснодарский институт культуры по специальности «режиссёр массовых мероприятий» окончил заочно, когда выступал на профессиональном уровне.

Профессиональная карьера

С 1973 года Барыкин стал профессиональным музыкантом. Выступал в ВИА «Москвичи» (1973), где заявил себя и как исполнитель своих первых песен; «Весёлые Ребята» (1973—1976; март 1979 — август 1979), «Самоцветы» (1976—1977), в сочинской группе «Жемчуг» (1977 — март 1979).

В 1974 году участвовал в записи первой большой пластинки ансамбля «Весёлые Ребята» «Любовь — огромная страна». Позже участвовал в записи ансамблем музыки и песен к фильмам «Центровой из поднебесья» и «Отважный Ширак». Участвовал также в проекте Давида Тухманова «По волне моей памяти», исполнив песню «Приглашение к путешествию» на стихи Шарля Бодлера, которая принесла ему известность. (До этого Барыкин спел и записал в составе «Весёлых ребят» три песни Тухманова; первая из них была записана в 1973 году для телефильма «Эта весёлая планета» в дуэте с Александром Лерманом).

В 1979 году, вернувшись в «Весёлые Ребята», участвовал в записи пластинки «Музыкальный глобус», которая состояла из кавер-версий западных хитов. Именно тогда он сделал повторенную и в период сольной карьеры кавер-версию знаменитой песни группы UFO «Belladonna». В августе этого же года покинул ансамбль.

В 1980 году совместно с гитаристом «Самоцветов» Владимиром Кузьминым Барыкин организовал рок-группу «Карнавал», получившую широкую известность в СССР, в основном благодаря распространению магнитофонных записей. В этот период Александр Барыкин был увлечён стилями регги и новая волна. Но это вовсе не означало отказ от рок-н-ролла. В заглавной песне магнитоальбома «Рок-н-ролльный марафон» (1986) Барыкин спел собственные слова: «Новой волне, где компьютерный мотив, / Жизнь возвратил старый и потёртый гриф» (имелся в виду гриф электрогитары). Эти строки отражают музыкальное кредо группы.

Дебютный магнитоальбом группы «Супермен» (1981) получил большую популярность среди поклонников рок-музыки. В него вошли песни Кузьмина, Барыкина и Владимира Матецкого. Стихи поэта-песенника Игоря Кохановского (только одну песню Кузьмин написал на собственные слова) делали содержание песен близким к творчеству «Машины Времени» и «Воскресения» (при всём несходстве музыки). Тогда же, в 1981 году фирма «Мелодия» выпустила миньон с тремя песнями «Карнавала».

Передняя сторона обложки представляла собой основанный на фотографии рисунок, изображающий музыкантов на чёрном фоне. Лица музыкантов выглядели очень мрачно, что не соответствовало фотографии (в этом легко убедиться, поскольку сама фотография есть на задней стороне — только Барыкин, один из всей четвёрки, явно сознательно сделал своё лицо мрачным). На концертах участники «Карнавала» выступали в черных костюмах (по словам Барыкина, «…в духе того, что, мы чувствовали, происходит в стране»). Первоначально группу хотели назвать «Чёрный карнавал» (возможно, повторяя название первого сборника рассказов Рэя Брэдбери, — Барыкин ещё в семидесятые годы увлёкся философской фантастикой). То есть это был совсем не тот «Звёздный карнавал», который очень скоро Барыкин начал создавать вместе с Кузьминым (песню с таким названием он написал на стихи Кузьмина).

В 1982 году между Барыкиным и Кузьминым начались разногласия, и они разошлись. После судебного разбирательства о том, кому будет принадлежать название «Карнавал» (выиграл Барыкин, зарегистрировавший название в Тульской филармонии), Кузьмин основал новую группу «Динамик», куда ушли ключевые музыканты прежнего коллектива. «Карнавал» остался за Барыкиным, но ему пришлось набирать новый состав.

Тогда же он окончательно изменил свою паспортную фамилию Бырыкин, указанную и на пластинке «По волне моей памяти», и на миньоне «Карнавала». Впервые это было сделано в 1979 году по инициативе художественного руководителя «Весёлых Ребят» Павла Слободкина на миньоне, куда вошли песни, готовившиеся к «Музыкальному глобусу». Слободкин устроил пиар по методу «Думайте, что хотите», обыграв совпадение фамилий с новой солисткой Людмилой Барыкиной. «Это нас Паша в „Весёлых Ребятах“ свел с Людкой под одну фамилию. Точнее, меня свел…», — говорил сам Александр Барыкин.

Барыкин и Кузьмин не стали врагами. В вышедший в 1984 году магнитоальбом «Карнавала» «Радио» вошла (с согласия автора) песня Кузьмина «Пусть играет музыка». Позднее Кузьмин участвовал в концерте, посвященном 20-летию профессиональной музыкальной деятельности Барыкина (1993), а Барыкин — в концерте, посвященном 50-летию Кузьмина (2005).

Наиболее известные хиты Барыкина в 1982—1985 годах — «Чили», «Спасательный круг», а особенно песня «Чудо-остров», написанная совместно с клавишником «Карнавала» Русланом Горобцом. Позже, уже не играя в группе, Горобец написал для «Карнавала» ставшую хитом песню «Аэропорт». При записи песни соло на гитаре исполнил Валерий Гаина.

В марте 1985 года Барыкин неожиданно для многих распустил «Карнавал», а сам присоединился к группе «Рок-ателье», собиравшейся на зарубежные гастроли с театром Ленинского комсомола. Но гастроли сорвались, и этот альянс распался. Барыкин реорганизовал «Карнавал», и вскоре группа выступила на Московском международном фестивале молодёжи и студентов.

Барыкин продолжает сотрудничество с Давидом Тухмановым, выпускает состоявшую из его и своих песен пластинку «Ступени». В том же году его пригласили в «Голубой огонёк» исполнить песню Игоря Николаева на слова Валерия Сауткина «Программа телепередач на завтра», и с этого момента Барыкин приобрёл всесоюзную известность не только среди поклонников рока. В 1986 году вместе с Юрием Лозой участвовал в проекте «Антре», выпустившем единственный магнитоальбом «Плот», где Барыкин первым исполнил песню «Плот» — самый известный хит Лозы.

В 1987 году он записал один из своих главных хитов «Букет», положив на музыку стихотворение Николая Рубцова.

Через три месяца после аварии на Чернобыльской АЭС Барыкин дал там концерт. Результатом стала операция на щитовидной железе.

После выхода пластинки «Букет» (1988) Барыкина начинают упрекать в отходе от рока, называют эстрадником. В ответ он выпускает рок-пластинку «Эй, смотри!» (1990). Однако в 1991 году, выпустив свой последний LP «Голубые глаза» (заглавная песня, тоже получившая упреки в эстрадности музыки и слов, написана на стихи Генриха Гейне), «Карнавал» распадается.

В начале 1990-х годов у музыканта начались проблемы с голосовыми связками. После 1996 года Барыкин пять лет не выпускал новых альбомов, но затем вылечился и возобновил активную деятельность.

В 1990-х годах был постоянным участником футбольной команды популярных музыкантов «Старко».

В середине 1990-х годов в рок-музыку пришёл сын Александра — Георгий Барыкин; отец занимался продюсированием сына. Георгий Барыкин как гитарист участвовал в записях альбомов отца, играл на его концертах.

В 2000 году, совместно с музыкантами, которые входили в его аккомпанирующий состав и через год приняли участие в записи альбома «Волга» (только двое из них играли в «Карнавале»), Барыкин организовал юбилейный концерт по случаю 20-летия группы.

В 2002 году состоялся большой концерт в честь 50-летия Барыкина. В нём не смог принять участие Владимир Кузьмин, но участвовали и исполняли песни из репертуара Барыкина Алла Пугачёва, Татьяна Буланова, Витас, Андрей Губин, Дмитрий Маликов, Александр Малинин, Александр Маршал, Игорь Николаев, Кристина Орбакайте, Татьяна Овсиенко, Георгий Барыкин, группы «Михей и Джуманджи», «Ногу свело!», «Премьер-министр», «Рондо».

В октябре 2002 года вышел альбом «Молись, дитя!». Его презентация состоялась в храме Христа Спасителя, так как альбом носил концептуальный характер и состоял из песен на религиозную тему.

20 ноября 2009 года в Лужниках прошел большой концерт Александра Барыкина и группы «Карнавал» под названием «30 лет вместе». Группа вышла на сцену в «золотом» составе. Среди приглашенных гостей были Валерий Гаина, Григорий Безуглый, группа «Ранетки» и группа супруги Барыкина — «Нелли»..

Заявивший в 1983 году (журнал «Юность»), что мысль рок-автора должна выражаться в музыке, Барыкин не только сочинял тексты песен сам, но и сотрудничал с разными поэтами-песенниками, в том числе с Аркадием Славоросовым, с которым учился в одной школе и которого считал самым близким себе поэтом. А также написал песни на стихи А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, О. Мандельштама, А. Ахматовой, Генриха Гейне, Артюра Рембо, грузинского поэта-романтика Николоза Бараташвили.

Александра Барыкина иногда называют «отцом русского регги».

Смерть

Последние годы жизни Александр Барыкин проводил в Брянске, где до свадьбы жила его вторая супруга. Осенью 2010 года певец пережил острый гипертонический криз. Барыкин проходил лечение в Брянском кардиологическом диспансере.

Александр Барыкин скончался в возрасте 59 лет на гастролях в Оренбурге 26 марта 2011 года. По информации представителей брянского продюсерского центра «Живая вода» (с которым Барыкин сотрудничал), причиной смерти стал повторный обширный инфаркт во время концерта. По официальным данным, певец с трудом допел последнюю песню и ушёл за кулисы. Позже его увезли на «Скорой» в больницу, где была сделана операция, но утром он умер.

Внезапная смерть музыканта стала для многих его коллег шоком. Они рассказали о возможных причинах кончины музыканта. Многие полагают, что Александр страшно переживал из-за развода с молодой женой (она была младше Барыкина на 33 года), певицей Нелли Власовой, на которой он женился в 2005 году и которая через год родила ему дочь Евгению. Но в 2010 году они расстались. У Александра после личной драмы случился микроинфаркт. Он очень переживал из-за семейных проблем, да и на концерты музыканта с подорванным здоровьем приглашали нечасто. Барыкин, застав жену с любовником, ушел, оставил ей свою квартиру в Москве и стал жить на даче, в 60 км от Москвы. «Она предала его, и это его подкосило, — рассказала в интервью „КП“ Лена Ленина, близкая подруга Александра. — Самое страшное, что у Саши осталось трое детей. Но им ничего не достанется. Поскольку он не успел развестись с молодой женой, все права на песни отойдут ей — вот что самое несправедливое. Что наследие Барыкина получит человек, предавший его!» Однако, кроме загородного дома, у Барыкина ничего не осталось. В последнее время ему помогали кто чем мог, но делали это деликатно, чтобы не унизить. «Очень обидно, что на последний его день рождения пришел только один фотограф — пресса проигнорировала этот праздник, — возмущается Лена Ленина. — А сейчас, когда Саши не стало, все как стервятники накинулись на его друзей за комментариями. Обидно, что мы не ценим живых».

Не исключается открытие памятников музыканту в городах Люберцы и Вольске, где прошли его детство и юность (в Вольске на берегу Волги был дом его деда по материнской линии; туда, учась в школе, Барыкин постоянно ездил на летние каникулы).

На прощание с Барыкиным в Театре эстрады пришли Давид Тухманов, Павел Слободкин, Владимир Кузьмин, давний и близкий друг покойного Александр Буйнов, Юрий Антонов, Лев Лещенко, Лариса Долина, Алексей Глызин, Лолита Милявская, Николай Расторгуев, Андрей Сапунов, другие известные музыканты, исполнители и композиторы.

Александра Барыкина похоронили 29 марта 2011 года на Троекуровском кладбище (6 у.) в Москве. Памятник на могиле певца сооружён в 2012 году скульптором Валерием Беляхом на средства Аллы Пугачёвой и Андрея Коновалова.

Семья

• С первой женой Галиной Александр Барыкин познакомился ещё в школе. Их брак продлился около 30 лет.
• 19 августа 2005 года женился второй раз. По словам вдовы, незадолго до смерти Барыкина супруги договорились о разводе.

Вторая жена Нелли Барыкина (девичья фамилия — Власова, дата рождения: 14 октября 1985, место рождения: г. Чита) работала в налоговой инспекции г. Брянска. Затем выступала с мужем в дуэте и как бэк-вокалистка, написала стихи для трёх песен альбома «Нелли» (2006) и спела там одну песню. Александр помог ей записать сольный альбом «Душа и драйв» (2008), где она — автор практически всех текстов, а также музыки двух песен. Основным композитором альбома был Александр Барыкин, для одной песни музыку написал его сын Георгий.

• сын Георгий Барыкин (псевдоним — Gosha, род. 1974) (от первого брака) — музыкант, певец, автор песен.
• сын Тимур (род. 1988) — внебрачный от Раисы Саед-Шах.
• дочь Кира Барыкина (род. 1993) (от первого брака).
• дочь Евгения Барыкина (род. 10 апреля 2006) (от второго брака).

Память

«О нем можно было говорить только хорошее», — заявляют знавшие Барыкина музыканты. Выступавший вместе с Барыкиным в «Весёлых Ребятах» Вячеслав Малежик сказал, что тот был для многих музыкантов ориентиром, «лакмусовой бумажкой, по которой можно было сравнить себя и понять, по правильному пути ты идешь или нет».

Владимир Кузьмин на своем официальном сайте так отреагировал на смерть старого товарища: «Кошмар. Очень больно… Не только говорить, но даже думать об этом, представить, что Саши больше нет. Великий музыкант и человек. Самые глубокие соболезнования родным, особенно его детям».

Валерий Гаина, участвовавший в записи двух альбомов Барыкина, сказал: «Саша был очень важным человеком в моей жизни. Он был хорошим другом, замечательным собеседником и великолепным музыкантом. С теплотой вспоминаю те дни, что мы провели с ним в студии, и те концерты, что мы вместе сыграли. Не могу поверить, что все это навсегда осталось в прошлом. Он прожил свою жизнь достойно и честно и навсегда останется в моей памяти веселым парнем, смело шагнувшим из 80-х в XXI век. Благодарен судьбе за такого друга».

29 марта 2012 года в концертном зале «Crocus City Hall» состоялся концерт, посвященный творчеству музыканта. В нём участвовали Игорь Сандлер, Лев Лещенко, Алсу, Виктор Салтыков, Оксана Богословская, Иосиф Кобзон, Николай Трубач, Алексей Глызин, Татьяна Буланова, Валерий Меладзе, Сергей Беликов, Анатолий Алёшин, Александр Маршал, соавтор Барыкина Вадим Маликов, Леонид Агутин, Георгий Барыкин, Алексей Гоман, группы «Белорусские Песняры», «Наоми» и «Карнавал» под управлением А. Солдаткина (основной костяк составили участники «Карнавала» 1980-х — В. Ильенко и А. Филоненко).

Концерт завершался словами Александры Георгиевны Барыкиной, матери певца. Также на сцену вышли бывшие коллеги Барыкина — Александр Акинин, Алексей Смирнов и Пётр Бородин.

3 апреля 2013 года в Москве состоялась презентация документального фильма режиссёра Сергея Заркова об Александре Барыкине «Живая душа», снятого Продюсерским центром Игоря Сандлера. Приглашены были многие известные музыканты (Олег Газманов,Тамара Гвердцители, Игорь Бутман, Лариса Долина, Алексей Глызин, Дмитрий Ревякин, Бари Алибасов, Валерий Гаина, Сергей Манукян, Алексей Романов, Ольга Кормухина, Дмитрий Четвергов, Петр Подгородецкий, Артур Беркут, Алексей Белов, Игорь Джавад-Заде и др.), с участием которых прошел концерт памяти Барыкина.

В 2015 году одна из новых улиц Люберец была названа в честь Барыкина.

Дискография

«Карнавал»

• 1981 — Супермен (магнитоальбом)
• 1981 — Карнавал, миньон («Мелодия»)
• 1982 — Карусель (магнитоальбом)
• 1983 — Актёр (концертный магнитоальбом)
• 1984 — Радио (магнитоальбом)
• 1985 — Запасной игрок (магнитоальбом)
• 1985 — Ступени («Мелодия»)
• 1985 — Когда мы влюблены (магнитоальбом)
• 1985 — Океан (магнитоальбом)
• 1986 — Автомат (магнитоальбом)
• 1986 — Рок-н-ролльный марафон (магнитоальбом)
• 1986 — Своё лицо (магнитоальбом)
• 1987 — Букет (магнитоальбом)
• 1988 — Букет («Мелодия», изменённый вариант)
• 1989 — Эй, послушай! (магнитоальбом)
• 1990 — Эй, смотри! («Мелодия»)
• 1991 — Голубые глаза («Мелодия»)
• 1996 — Ступени («Moroz Records», переиздание на CD)
• 1996 — Эй, смотри! («Moroz Records», переиздание на CD)
• 2000 — Юбилейный концерт, CD (бутлег)
• 2001 — Концерт в Куйбышеве («Moroz Records», CD, запись 1982 года)

Сборники:

• 1987 — Музыкальный телетайп-2 («Мелодия», песня «Аэропорт»)
• 1987 — Женский портрет. Для вас, женщины! («Мелодия», песня «Когда мы влюблены»)
• 1988 — По вашим письмам («Мелодия», миньон, песня «Букет»)
• 1988 — Музыкальный телетайп-3 («Мелодия», песня «Букет»)
• 1990 — Вас поздравляют звёзды! («Мелодия», песни «Рождество» вместе с Аллой Пугачёвой, Александром Буйновым, Александром Малининым, Русланом Горобцом, Батырханом Шукеновым и группой «А-Студио») и «Я схожу от тебя с ума»)
• 1990 — Деловая женщина. Для вас, женщины! («Мелодия», песня «20.00»)
• 1991 — «Кругозор» № 7 (гибкий миньон, песни «Ты так мила» и «Королева бала»)
• 1993 — Аэропорт («Moroz Records», CD)
• 1997 — Из серии «Легенды русского рока» («Moroz Records», CD)
• 1997 — Внезапный тупик («Moroz Records», CD)
• 1997 — Я буду долго гнать велосипед («Moroz Records», CD)
• 2002 — Ранние песни («Hit Records», CD)
• 2003 — Александр Барыкин и группа «Карнавал» («Dynamit Records», 2CD)

Александр Барыкин

• 1994 — Русский пляж («Бекар Records»)
• 1994 — Фестиваль «Робин Гуд-94» в Лыткарино («Moroz Records», концертный CD)
• 1995 — Никогда не поздно («Moroz Records»)
• 1996 — Острова («Moroz Records»)
• 2001 — Волга («Ньюс Мьюзик»)
• 2002 — Молись, дитя! («JRC»)
• 2003 — Река и море («Проф-мьюзик»)
• 2004 — Я знаю теперь… («Союз», концертный CD)
• 2005 — Любовь («CD Land»)
• 2006 — Нелли («Монолит Рекордс»)
• 2008 — Ракета с Юга
• 2009 — RockHeStar («CD Land»)
• 2011 — В апреле ожидался выход в свет нового альбома «Релакс». С 2012 года доступен в Интернете под названием «Dreams of Beyond»(«Record-studio»)
• 2011 — Давай живи! («Живая вода»)

Трибьют:

• 2002 - Звёздный карнавал

Сборники:

• 1995 — Александр Барыкин («Anima Vox»)
• 2000 — Из серии Grand Collection («Квадро-диск»)
• 2003 — Из «Звёздной серии» («S.T.R. Records»)

Продюсирование

• 2008 — Душа и драйв (Нелли Барыкина)

Фильмография

вокал

• 1975 — Центровой из поднебесья
• 1976 — Отважный Ширак

Видеоклипы

1. «20:00» (1986)
2. «Кресты и звёзды» (1990)
3. «Волга» (2001)
4. «Ночь — голубая тайна» (2002)
5. «К тебе» (2006)
6. «Вижу тебя» (2011) (С Леной Лениной)

Избранные песни А. Барыкина

• «Мона Лиза» (Музыка и слова Д. Бове на самом деле авторы Mogg/Schenker в оригинале исполнялась UFO Belladonna, запись 1978 год) — в составе ВИА «Веселые Ребята»
• «Что ты хочешь мне сказать» (Музыка и стихи Werner Theunissen, русский текст Владимир Луговой, запись 1978 год) — в составе ВИА «Веселые Ребята»
• «Приглашение к путешествию» (Д. Тухманов — Ш. Бодлер, перевод И. Озеровой) — в составе ВИА «Самоцветы»
• «Внезапный тупик» (В. Кузьмин — И. Кохановский)
• «Больше не встречу» (В. Матецкий — И. Кохановский)
• «Я знаю теперь» (А. Барыкин, В. Кузьмин — И. Кохановский)
• «Звёздный карнавал» (А. Барыкин — В. Кузьмин)
• «Чудо-остров» (А. Барыкин, Р. Горобец — П. Жагун)
• «Исповедь» («Всё пройдёт») (А. Барыкин — П. Жагун)
• «Рыбка» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «Ступени» (Д. Тухманов — И. Кохановский)
• «Спасательный круг» (А. Барыкин — П. Жагун)
• «Чили» (А. Барыкин — М. Пушкина, А. Кришна)
• «Океан» (А. Барыкин — Б. Дубровин)
• «Программа телепередач на завтра» (И. Николаев — В. Сауткин)
• «Аэропорт» (Р. Горобец — М. Танич)
• «Потерянный рай» (Д. Тухманов — М. Танич)
• «Букет» (А. Барыкин — Н. Рубцов)
• «20:00» (А. Барыкин — М. Пушкина)
• «Голос твой» (А. Барыкин — Б. Дубровин)
• «Маленькая Москва» (А. Барыкин — Б. Дубровин)
• «Никогда не поздно» («Звёздный корабль») (А. Барыкин — М. Пушкина)
• «Я вздрагиваю от холода» (А. Барыкин — О. Мандельштам)
• «Водоворот» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «Эй, смотри!» (А. Барыкин — М. Пушкина)
• «Как жаль» (музыка и слова А. Барыкина)
• «Кресты и звёзды» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «За той рекой» (А. Барыкин — Н. Борисова)
• «Королева бала» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «Джамайка» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Одинокий день» или «Сбежало молоко»(А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Под шум дождя» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Боб Марлей и тётя Варя» (А. Барыкин — М. Пушкина)
• «Сумерки» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Я пою» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Птицы» (А. Барыкин — Т. Цванидзе)
• «Брат» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «У ворот» («Горько») (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Каюсь» (А. Барыкин — Е. Санин)
• «В стольном во Киеве» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «Две копейки» (Д. Тухманов — И. Кохановский)
• «Девчонка» (А. Барыкин — Б. Дубровин)
• «Дождь и снег» (А. Барыкин — Н. Рябинин)
• «Запасной игрок» (А. Барыкин — П. Жагун)
• «Звёздный корабль» (А. Барыкин — М. Пушкина)
• «Здравствуй и прощай» (А. Барыкин — Н. Борисова)
• «Летучий Голландец» (Муз.И.Николаев слова В.Дюнин)
• «Мона-Лиза» (Д. Тухманов — И. Кохановский)
• «Мороз» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Москва — Нью-Йорк» (А. Барыкин — Б. Дубровин)
• «Но всё-таки лето» (Д. Тухманов — В. Харитонов)
• «Осенний парк» (А. Барыкин — Б. Дубровин)
• «Откровение» (Муз. и сл. А. Барыкин)
• «Острова» (А. Барыкин — А. Шаганов)
• «Прошёл всего лишь год» (А. Барыкин — Б. Дубровин)
• «Регги для тебя» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Река любви» (Муз. и сл. А. Барыкин)
• «Ринг» (А. Барыкин — М. Танич)
• «Рождество» (А. Барыкин — Н. Борисова)
• «Тает, тает» (А. Барыкин — Н. Борисова)
• «Три розы» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Стоп, мотор» (А. Барыкин — П. Жагун)
• «Говори мне о любви» (Муз. и сл. А. Барыкин)
• «Гала» (Муз. и сл. А. Барыкин)
• «Лампа на столе» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Вечер на Рейде» (В. Соловьёв-Седой — А. Чуркин)
• «Дорога в никуда» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Бабочка» (А. Барыкин — А. Славороссов)
• «Голубые глаза» (Муз. и сл. А. Барыкин)
• «Ты так мила» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «Джульетта» (А. Барыкин — В. Маликов)
• «Течёт Волга» (М. Фрадкин — Л. Ошанин)
• «Элегия» (Д. Тухманов — И. Кохановский)
• «А мне-то зачем» (П. Слободкин — Л. Дербенёв) — исп. в составе ВИА «Весёлые Ребята»
• «Вечная весна» (Д. Тухманов — И. Шаферан) — исп. в составе ВИА «Весёлые Ребята»
• «Что ты хочешь мне сказать» (W. Theunissen, «Pussycat» — рус. текст В. Луговой) — исп. в составе ВИА «Весёлые Ребята»
• «Белладонна» или «Мона Лиза» (Mogg — Schenker) (на англ. яз.) — исп. в составе ВИА «Весёлые Ребята»
• «Двойка за весну» — исп. в составе ВИА «Самоцветы»
• «Дуэт ковбоя и ковбойки» — исп. в дуэте с Роксаной Бабаян
• «Этот мир» (А. Зацепин — Л. Дербенёв) — исп. в составе ВИА «Весёлые ребята»
• «Полоса невезения» (Д. Тухманов — Л. Дербенёв, И. Шаферан) — исп. в составе ВИА «Весёлые Ребята»
• «У той горы» (Д. Тухманов — В. Харитонов) — исп. А. Барыкин и А. Лерман (ВИА «Весёлые Ребята»)

Литература

• А. С. Алексеев. Кто есть кто в российской рок-музыке. — М. : АСТ : Астрель : Харвест, 2009. — С. 71, 72. — ISBN 978-5-17-048654-0 (АСТ). — ISBN 978-5-271-24160-4 (Астрель). — ISBN 978-985-16-7343-4 (Харвест).</span>

Ссылки

• [dailybiysk.ru/aleksandr-barykin-slushat-karnaval/ Интервью Александра Барыкина «Побольше слушать нашу музыку» — 15 ноября 2004 года]
• Александр Барыкин в «Твиттере»
• [barykin.ru .ru] — официальный сайт Александра Барыкина
• [menestreli.ws/knigi/rok-iz-pervyh-ruk/glava-iv-eto-moy-rok-sudba-i-rok-aleksandra-barykina.html Николай Добрюха, «Рок из первых рук» — Это мой рок: Судьба и рок Александра Барыкина]
• [www.discogs.com/artist/1035947-Александр-Барыкин Александр Барыкин at Discogs]

Отрывок, характеризующий Барыкин, Александр Александрович

«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.