Кафедра инженерной и экологической геологии МГУ

Кафедра инженерной и экологической геологии МГУ
Факультет	Геологический факультет МГУ
Вуз	МГУ
Год основания	1938

Кафедра инженерной и экологической геологии геологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова — одна из ведущих и старейших кафедр на геологическом факультете, основанная в 1938 году.

История кафедры

Основателем кафедры является выпускник Московского университета выдающийся российский почвовед и грунтовед, профессор М. М. Филатов. Его усилиями 1 февраля 1938 г. была открыта в составе геолого-почвенного факультета МГУ кафедра грунтоведения (Решение Наркомпроса РСФСР от 1.02.1938). М. М. Филатов стал первым заведующим кафедрой. Первое организационное собрание кафедры состоялось 19 февраля 1938 года в старом здании МГУ на Моховой улице.

Среди первых преподавателей и сотрудников вместе с ним на кафедре в 1930-е гг. работали: профессор И. В. Попов, профессор Н. В. Орнатский, профессор П. П. Смиренкин, доценты С. С. Морозов, А. Я. Тулаев, А. Е. Федосов и К. М. Смирнова, старший научный сотрудник В. М. Безрук, ст. научный сотрудник П. Ф. Мельников, ассистенты Н. А. Максимович и Б. В. Толстопятов, ст. лаборант Г. Г. Рогов. С 1940 г. на кафедре стали также работать ст. преподаватель Н. Ф. Полтев, ассистенты Е. М. Сергеев и М. Н. Кагнер (Полтева). Однако, дальнейшему развитию кафедры помешала в 1941 г. начавшаяся Великая отечественная война. Первый досрочный выпуск инженер-геологов на кафедре состоялся в августе 1941 г.

На фронт ушли многие преподаватели и сотрудники кафедры. Среди них были Е. М. Сергеев, Н. В. Орнатский, П. Ф. Мельников, Н. Ф. Полтев, К. И. Никитин, А. Я. Тулеев, В. С. Филимонов и др. Другие сотрудники кафедры были эвакуированы в Ашхабад, а с 1942 г. — в Свердловск. В сентябре 1942 г. в эвакуации скончался М. М. Филатов. Небольшая группа сотрудников кафедры оставалась в Москве, работая под руководством П. П. Смиренкина, исполнявшего обязанности зав. кафедрой в 1942—1943 гг. С 1943 г. кафедру возглавил ученик М. М. Филатова доцент, а позже профессор С. С. Морозов.

После войны кафедра постепенно восстанавливалась, наращивался выпуск студентов. В 1949 году в качестве самостоятельного выделился геологический факультет МГУ, в составе которого находилась кафедра. В 1950 г. кафедра уже выпускала 25 специалистов инженер-геологов. При участии С. С. Морозова в начале 1950-х гг. на кафедре были созданы первые полевые экспедиции: Каракумская (1950—1954) и Обская (1954), а также было создано новое научное направление — техническая мелиорация грунтов.

После переезда МГУ в новое здание на Ленинских горах с 1954 г. кафедру возглавил профессор Е. М. Сергеев, она была преобразована в кафедру грунтоведения и инженерной геологии. Под руководством Е. М. Сергеева расширялись региональные инженерно-геологические исследования, в том числе — в Западной Сибири. Вместе с ним в этих работах приняли участие сотрудники кафедры грунтоведения и инженерной геологии геологического факультета МГУ (С. С. Морозов, С. С. Поляков, Г. Г. Ильинская), сотрудники других факультетов (Г. В. Добровольский, Г. И. Лазуков), а также большой коллектив студентов и аспирантов, защитивших под руководством Е. М. Сергеева дипломы и кандидатские диссертации. Среди них — Н. Вашковски, А. С. Герасимова, А. В. Минервин, Л. И. Одинцова, Л. А. Коцеруба, В. Т. Трофимов, А. И. Сергеев, Г. М. Терешков, С. Б. Ершова, А. М. Воронин, Н. Н. Барац, Н. А. Филькин, Т. А. Горбунова, В. Н. Коломенская, Б. Т. Трофимов. Позднее В. Т. Трофимов защитил докторскую диссертацию по результатам исследований в этом регионе. Работы в Западной Сибири, выполненные под научным руководством Е. М. Сергеева, послужили мощным толчком в развитии региональной инженерной геологии.

В области грунтоведения под руководством Е. М. Сергеева на кафедре развивался генетический подход к изучению свойств грунтов. К этой идее Е. М. Сергеев сумел привлечь внимание многих своих учеников и коллег: Н. В. Орнатского, Г. А. Голодковской, П. И. Фадеева, Р. С. Зиангирова, С. Д. Воронкевича, В. Т. Трофимова, В. И. Осипова, Ю. Б. Осипова, Р. И. Злочевской, В. Н. Соколова, В. А. Королёва и многих других.

Другим важным направлением исследований на кафедре была инженерная геодинамика — изучение геологических и инженерно-геологических процессов и явлений. В эти исследования был вовлечен большой коллектив кафедры, включая сотрудников многих экспедиций. В рамках этого направления на кафедре работали профессор И. В. Попов, Г. С. Золотарев, Г. А. Голодковская, В. Т. Трофимов, а также С. Н. Максимов, Э. В. Калинин, В. С. Федоренко, А. И. Шеко, А. А. Махорин, А. Л. Рагозин, В. М. Кутепов, Л. В. Шаумян и многие др.

Е. М. Сергеев предвидел усиливающееся значение рационального природопользования, охраны геологической среды, различных экологических проблем. Поэтому в 1986 г. кафедра была переименована в кафедру инженерной геологии и охраны геологической среды. В 1989 г. кафедру возглавил профессор В. Т. Трофимов. Начало этого периода развития кафедры совпало со сложными политическими процессами, происходящими в это время в стране и связанными с распадом СССР, приватизацией, реорганизацией системы производства и высшего образования в России и т. д.

В этот период кафедра инженерной геологии и охраны геологической среды была переименована в кафедру инженерной и экологической геологии (c 1989). В связи с этим была реорганизована и структура кафедры. На кафедре были созданы новые лаборатории: Грунтоведения и технической мелиорации грунтов, которую возглавил В. Н. Соколов; Региональной инженерной геологии, под руководством Ю. К. Васильчука; Инженерной геодинамики, под научным руководством профессора Э. В. Калинина; Экологической геологии, под руководством Д. Г. Зилинга (до 2004 г.). В этот же период была переоснащена оборудованием и создана лаборатория по изучению динамических свойств грунтов, возглавляемая профессором Е. А. Вознесенским.

Сотрудники кафедры

В 2011 г. в составе преподавателей кафедры работало шесть профессоров: В. Т. Трофимов, Е. А. Вознесенский, Э. В. Калинин, В. А. Королев, В. С. Круподёров и В. Г. Коваленко; восемь доцентов — Т. И. Аверкина, И. Ю. Григорьева, М. Б. Куринов, С. К. Николаева, Е. Н. Самарин, В. Н. Широков, Ю. В. Фролова, Т. В. Андреева и один ассистент — А. В. Бершов.

Научные исследования на кафедре проводятся сотрудниками в составе четырех научно-исследовательских лабораторий:

• лаборатория грунтоведения и технической мелиорации грунтов; научный руководитель лаборатории — профессор В. Т. Трофимов;
• лаборатория инженерной геодинамики; научный руководитель лаборатории — профессор Э. В. Калинин;
• лаборатория региональной инженерной геологии; научный руководитель лаборатории — В. Т. Трофимов;
• лаборатория экологической геологии; научный руководитель лаборатории — В. Т. Трофимов.

Учебно-научное оборудование кафедры

На кафедре имеется два учебных компьютерных класса, оснащенных комплектами ПО для решения задач моделирования геологических и инженерно-геологических процессов, а также картографированию с помощью геоинформационных технологий (ArcGis, Arcinfo, MapInfo и др.).

В лаборатории рентгеноструктурного анализа кафедры имеется автоматизированная установка для рентгеноструктурного дифрактометрического анализа минералов ДРОН-6. На этой установке проводятся анализы минерального состава любых грунтов.

Кафедра располагает лабораторией электронно-микроскопического анализа, в которой установлен электронный микроскоп LEO 1450VP с микрозондом — энергодисперсионным спектрометром INCA-300 для химического элементного анализа. На микроскопе ведутся исследования микростроения грунтов.

Лаборатория динамических испытаний грунтов оснащена динамическим прибором трехосного сжатия (динамическим стабилометром), резонансной колонкой TSH-100 (США) и др. Аппаратура позволяет изучать свойства грунтов в условиях различных динамических воздействий, в том числе сейсмических, имитирующих землетрясения и т. п.

Лаборатория механики грунтов оснащена автоматизированным измерительно-вычислительным комплексом АСИС (производства ООО «Геотек») для определения физико-механических свойств дисперсных грунтов, прибором для неразрушающего контроля УД-70, стабилометром с динамическим нагружением и др.

Лаборатория технической мелиорации грунтов оснащена рентгенофлюорисцентным спектрографом «Спектроскан», на атомно-абсорбционным спектрометром типа КВАНТ-Z.ЭТА, пламенным фотометром ПФА 378, спектрофотометрами Юнико 2100, концентратомером КН-2 м с экстрактором ЭЛ-1, полевым кондуктометром WTW CONDI 3151, стационарным кондуктометром типа WTW InoLab Cond 74. В лаборатории также имеются поисковый климатозащищенный дозиметр-радиометр МКС-РМ1402М с блоками гамма-детектирования БД-01, нейрон-детектирования БД-04 и альфа-, бета-детектирования БД-05; а также радиометр радона РРА-01М-03.

Выпускники кафедры

За последние 10 лет кафедра выпустила около 200 дипломированных специалистов инженер-геологов, бакалавров и магистров. За этот же период выпускники кафедры защитили более 20 кандидатских диссертаций и две докторские диссертации: Е. А. Вознесенский (2000 г.) и В. С. Круподёров (2001 г.).

Выпускники кафедры получают квалификацию «магистр геологии», они востребованы в различных отраслях хозяйства, связанных с инженерно-геологическим обеспечением всех видов строительства (городского, промышленного, линейного, энергетического, гидротехнического и др.), работают в различных подразделениях Министерства природных ресурсов и экологии РФ, Министерства по чрезвычайным ситуациям РФ (МЧС), в институтах Российской академии наук (РАН), в системе предприятий «Газпрома», в акционерных и коммерческих организациях и предприятиях по гражданскому и промышленному строительству, по инженерно-геологическому обеспечению разработки различных месторождений, включая алмазные, нефтяные, газовые и др. Выпускники кафедры успешно работают и в бизнесе, возглавляя различные компании и фирмы, а также трудятся во многих зарубежных компаниях, включая «Schlumberger», «Шеврон» и др.

Выпускники магистерской программы «Экологическая геология», которых кафедра готовит совместно с другими подразделениями факультета, работают в институтах Российской академии наук (РАН), включая Институт геоэкологии им. Е. М. Сергеева РАН, в Министерстве природных ресурсов и экологии РФ и его региональных структурных подразделениях, в учебных заведениях, в коммерческих организациях по природопользованию, охране окружающей среды и геоэкологии.

Литература

• Воспоминания об академике Е. М. Сергееве (к 90-летию со дня рождения) / Под ред. В. И. Осипова и В. Т. Трофимова. — М., ГЕОС, 2004. — 230 с.
• Герасимова А. С. ХХ век. Инженер-геологи — лауреаты Государственных премий / Под ред. В. Т. Трофимова. — М., Изд-во МГУ, 2001, — 111 с.
• Герасимова А. С., Кривошеева З. А., Трофимов В. Т. Инженерная геология в Московском университете / Под ред. В. Т. Трофимова. — М., Изд-во МГУ, 1998. — 112 с.
• Королёв В. А., Герасимова А. С., Кривошеева З. А. Инженер-геологи Московского университета. Биографо-библиографический справочник / Под ред. В. Т. Трофимова. — М., Изд-во МГУ, 1998, 190 с.
• Трофимов В. Т., Королёв В. А. Инженерная и экологическая геология в Московском университете (1998—2008): к 70-летию кафедры инженерной и экологической геологии. — М., ПрофСтар, 2008, — 192 с.
• Чернов В. Г. Геологи Московского университета. Биографический справочник / Под ред. В. И. Смирнова. — М., изд-во МГУ, 1989. — 357 с.

• Королёв В.А. [www.geol.msu.ru/deps/engeol/rus/ Кафедра инженерной геологии и охраны геологической среды МГУ] (рус.) (2004). Проверено 20 января 2011. [www.webcitation.org/67anHkIoa Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Кафедра инженерной и экологической геологии МГУ

Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.