Кикинг-Хорс (перевал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кикинг-Хорс (перевал)Кикинг-Хорс (перевал)

</tt> </tt>

Кикинг-Хорс
англ. Kicking Horse
Рисунок 1887 года
51°27′10″ с. ш. 116°17′00″ з. д. / 51.45278° с. ш. 116.28333° з. д. / 51.45278; -116.28333 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.45278&mlon=-116.28333&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 51°27′10″ с. ш. 116°17′00″ з. д. / 51.45278° с. ш. 116.28333° з. д. / 51.45278; -116.28333 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.45278&mlon=-116.28333&zoom=9 (O)] (Я)
СтранаКанада Канада
РегионыАльберта, Британская Колумбия
Хребет или массивКанадские Скалистые горы
Высота седловины1627 м
Кикинг-Хорс
Кикинг-Хорс

Перевал Кикинг-Хорс (с англ. — «лягающаяся лошадь») — высокий (1627 м) горный перевал через Континентальный водораздел Америки в Канадских Скалистых горах на границы границе Альберты и Британской Колумбии, и находится в пределах национальных парков Йохо и Банф. Перевал является Национальным Историческим Памятником Канады. Он имеет историческое значение, потому что основная линия Канадской тихоокеанской железной дороги была построена между деревней Лейк-Луиз (Альберта) и городом Филд (Британская Колумбия), используя этот маршрут в 1880-х годах, отклоняясь от изначально запланированного маршрута через перевал Йеллоухед, находящийся севернее.[1]





История

Исследование

Перевал впервые исследован европейцами в 1858 году экспедицией Паллисера, которую возглавил капитан Джон Паллисер. Перевал и река Кикинг-Хорс получили названия в честь Джеймса Гекторанатуралиста, геолога и хирурга, являвшегося членом экспедиции, которого во время знакомства с регионом лягнула его лошадь.[2]

Канадская Тихоокеанская железная дорога

Оригинальный маршрут Канадской тихоокеанской железной дороги между вершиной перевала у озера Уэпта и городом Филд был известен как «Большой Холм». Это был самый крутой участок магистральной железной дороги в Северной Америке с уклоном 45 ‰.

Из-за частых аварий и дорогостоящих вспомогательных локомотивов, связанных с железнодорожным движением на перевале, на Канадской тихоокеанской железной дороге в 1909 году была открыта пара спиральных тоннелей, которые заменили прямой маршрут. Хотя эти тоннели добавили несколько километров к маршруту, уклон был снижен до более приемлемых 22 ‰.

Трансканадское шоссе

Трансканадское шоссе было построено через перевал в 1962 году по первоначальному маршруту Канадской тихоокеанской железной дороги. Оно достигает своей высшей точки в на перевале Кикинг-Хорс высотой в 1643 метра.[3]

География

Дивайд Крик, ручей который разветвляется на обе стороны континентального водораздела, находится на перевале Кикинг Хорс.

Изображения

Напишите отзыв о статье "Кикинг-Хорс (перевал)"

Примечания

  1. [www.historicplaces.ca/en/rep-reg/place-lieu.aspx?id=10063&pid=0 Kicking Horse Pass].
  2. Shaughnessy Bishop-Stall, Canadian Geographic, Jan/Feb 2008, p. 24
  3. [www.transcanadahighway.com/britishcolumbia/index.htm B.C. Trans-Canada Highway]

Внешние ссылки

  • [railways.library.ualberta.ca/Chapters-14-1/ Масштабируемая карта перевала Кикинг-Хорс, показывающая железную дорогу]
  • [www.youtube.com/watch?v=dF0fZTzRPTE Десять Миль Холм Проект HD видео]
  • [librivox.org/song-of-the-kicking-horse-by-bliss-carman/ LibriVox Записи Аудиокниги]

Отрывок, характеризующий Кикинг-Хорс (перевал)

Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.