Кодрянская, Наталья Владимировна
| Наталья Владимировна Кодрянская | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Язык произведений: | |
Наталья Владимировна Кодрянская (англ. Natalie Codray; урожд. фон Гернгросс; 10 ноября 1901 — февраль 1983; по др. данным род. 2 декабря 1901[1]) — русская писательница, мемуарист.
Биография
Родилась в семье генерала из остзейского рода Гернгросс. После окончания Московского института благородных девиц эмигрировала вместе с семьёй в 1919 году в Женеву. В Женеве познакомилась с И. В. Кодрянским (1894—1980), за которого вышла замуж в 1927 году; тогда же Кодрянские переехали в Париж. Перед самым началом оккупации Франции в 1940 году Кодрянские через Португалию перебрались жить в Нью-Йорк, где получили американское гражданство, при этом Н. В. Кодрянская сменила имя на Natalie Codray.[2].
После войны Кодрянские вернулась во Францию: с этого времени они жили попеременно то в Нью-Йорке, то в Эланкуре под Парижем, где ими была приобретена усадьба. В 1950 году в Париже вышла первая книга Кодрянской «Сказки» с иллюстрациями Натальи Гончаровой и предисловием А. М. Ремизова. С Ремизовым Кодрянская много общалась, считала себя его ученицей. В 1959 году ею была выпущена монография «Алексей Ремизов», а в 1977 году под её редакцией вышел сборник «Ремизов в своих письмах». Среди прочих книг: «Глобусный человечек» (1954; с иллюстрациями Ф. С. Рожанковского), «Золотой дар» (1964; с иллюстрациями Ю. Анненкова). Печаталась в «Новом журнале», «Новоселье», газетах «Новое русское слово», «Русская мысль».
Напишите отзыв о статье "Кодрянская, Наталья Владимировна"
Примечания
Отрывок, характеризующий Кодрянская, Наталья Владимировна
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
