Колесов, Иван Петрович

Иван Петрович Колесов
Дата рождения	1880(1880)
Место рождения	хутор Желтухино-Ширяйский, станица Иловлинская, Второй Донской округ, область Войска Донского, Российская империя
Дата смерти	1921(1921)
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР
Род войск	кавалерия
Командовал	Особый кавалерийский полк 4-й кавалерийской дивизии Особая кавалерийская бригада 1-й Конной армии 3-я кавалерийская бригада 6-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии	Награды Российской империи:
Связи	С. М. Будённый Н. П. Колесов
В отставке	Командир повстанческого отряда

Ива́н Петро́вич Ко́лесов (1880—1921) — участник Гражданской войны.

Биография

Родился на хуторе Желтухино-Ширяйском станицы Иловлинской Второго Донского округа Области Войска Донского, ныне Иловлинского района Волгоградской области.

Участник Первой мировой войны, кавалер четырёх Георгиевских крестов. Весной 1917 года — выборный командир полка. После демобилизации вернулся на Дон, избран председателем Совета рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов станиц Сиротинской, Качалинской и Иловлинской. Для отпора Каледину организовал два полка. Впоследствии во главе красногвардейского отряда, а затем 1-го Иловлинского казачьего кавалерийского полка участвовал в обороне Царицына. В январе 1919 года полк Колесова вошёл в состав совершавшей свой знаменитый рейд Особой кавалерийской дивизии Будённого, временно замещавшего Думенко. Полк не вошёл в состав ни одной из бригад и оставался Особым. Потом он был переформирован в резервную бригаду 1-го Конного корпуса, затем 1-й Конной армии. Бригада вошла в состав 6-й кавалерийской дивизии и получила номер 4. Во время Воронежско-Касторненской операции она действовала совместно с 11-й кавалерийской дивизией В. И. Матузенко. Затем командовал 3-й кавалерийской бригадой 6-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии. Помощником у него был младший брат Николай, который затем возглавил бригаду. В конце 1920 года уволен в запас. Вернулся в родной хутор. Поднял мятеж против Советской власти. Был смертельно ранен в июне 1921 года, захвачен в плен и по пути на станцию Гумрак скончался. Посмертно был награждён вторым орденом Красного Знамени за то, что в боях на Польском фронте во время Житомирского прорыва, под Лопатино и Новоград-Волынским «не щадя своей жизни, всегда шёл впереди подчинённых ему частей и увлекал их в бой, чем способствовал разгрому врага».

Награды

• 2 ордена Красного Знамени (1920, 13.03.1922 — посмертно)

Литература

• Савин И. Трагедия комбрига Колесова // Донской вестник. — 1997. — № 9—10.

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:654155 Колесов, Иван Петрович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [sovetskaya-derevnya-glazami-vchk.blogspot.com/2008/08/1-23.html Иван Петрович Колесов] в многотомнике «Советская деревня глазами ВЧК ОГПУ НКВД»
• Ященко В. [r34perevoloka.narod.ru/ist_arheolog/rev_gv/staty/myateg_kolesov.htm Мятеж комбрига Колесова]. Переволока(недоступная ссылка — история).

Отрывок, характеризующий Колесов, Иван Петрович

– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.