Кологривов, Юрий Иванович

Юрий Иванович Кологривов (1680 или 1685 — 1754, Кусково) — денщик Петра I, дипломат, агент по найму мастеров и покупке художественных произведений в Европе для русского двора, архитектор.

Биография

Юрий Иванович Кологривов происходил из московской боярской семьи, возводившей свой род к легендарному Ратше. Его отец, Иван Никифорович, и дядья были стольниками.

С юных лет Ю. Кологривов находился при царском дворе. В 1711 г. вместе с В. Н. Татищевым в числе петровских пенсионеров был послан учиться артиллерии и кораблестроению в Голландию, откуда отправился в Италию для изучения архитектуры. За несколько лет он выучил 3-4 иностранных языка, и уже в 1715 г. подготовил программу обучения архитектурных учеников в Европе, по которой в 1716 году были посланы в Италию П. М. Еропкин, Т. Н. Усов, П. Колычев и Ф. Исаков. Тогда же он перевел с итальянского языка первую главу трактата Витрувия.

В 1716 г. он сопровождал Петра I в Голландии, где занимался в том числе приобретением картин, книг, гравюр и инструментов для царя. Более 200 купленных им полотен легли в основу первой петровской коллекции живописи в Петергофе. В 1718—1719 гг. в Италии он курировал учеников архитектуры, во множестве покупал произведения искусства (напр. античные статуи для Летнего сада: старого раба и знаменитой «Венеры Таврической» (в настоящее время — обе в Эрмитаже), скульптурную группу Джулио Картари «Амур и Психея»). В 1718 г. им был нанят архитектор Н. Микетти на русскую службу.

В 1719 г. загадочно исчез на пути из Рима и Геную, попав в плен к корсарам.

В 1729 г. Кологривов вновь объявился в Москве, начал служить в Монетной комиссии, одновременно занимаясь архитектурным проектированием.

С 1737 г. он фактически стал управляющим князя А. М. Черкасского и принял участие в строительстве его дома в усадьбе Останкино. В эти годы также занимался живописью.

После казни П. М. Еропкина в 1740 г. Кологривов получил назначение в Санкт-Петербургскую канцелярию от строений, но также был арестован по делу А. П. Волынского и освобожден только после смерти Анны Иоанновны.

После освобождения Кологривов вернулся к князю Черкасскому, а затем стал личным архитектором и художественным консультантом его зятя, графа П. Б. Шереметева. В 1740-е — начале 1750-х Ю. Кологривов занимался проектированием и строительством в московском и петербургском домах Шереметева, его подмосковных усадьбах Останкино и Кусково. При его участии сложилась планировка усадьбы Кусково, были построены Голландский и Итальянский домики, Воздушный театр, Грот, многочисленные деревянные павильоны. По его эскизам были исполнены некоторые статуи для парка.

Как считает С. О. Андросов «аристократ по происхождению, Кологривов был едва ли не единственным чисто художественным агентом Петра I. Его трудно считать архитектором-профессионалом, но успешная деятельность в Кусково показывает, что знаниями он превосходил обыкновенного дилетанта».

Был похоронен на кладбище церкви Успения в Вешняках.

Литература

• Каминская А. Г. Юрий Иванович Кологривов.// Проблемы развития русского искусства, вып. 14. Л., 1981
• Каминская А. Г. Ю. И. Кологривов и его участие в создании первых коллекций скульптуры в Петербурге// Музей-5. Художественные собрания СССР. М., 1984. С. 136—151
• Каминская А. Г. К истории приобретения статуи Венеры Таврической // Проблемы развития русского искусства. Вып. 14. Л., 1981.
• Андросов С. О. Петр Великий и скульптура Италии. СПб., 2004.
• Аронова A. A. Кологривов Юрий Иванович // Словарь архитекторов и мастеров строительного дела Москвы XV- середины XVIII века. М., 2008. С. 327—328

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Italy/XVIII/1700-1720/Kologrivov_Ju_I/text.phtml?id=12841 К биографии агента Петра I в Риме Ю. И. Кологривова 1719—1727 гг.]

Отрывок, характеризующий Кологривов, Юрий Иванович

Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.