Крапп

Крапп (нем. Krappe — марена) — устаревшее название для одного из красящих веществ, прежде имевшего большое значение; а также для соответствующего оттенка ализаринового красного (ярко-красного) цвета. Представляет собой толчёный корень красильной марены — Rubia tinctorum, а также сходных видов Rubia peregrina и Rubia mungista. Марена — многолетнее растение; корень её длиной от 10 до 25 см и толщиной около 0,5 см, внутри оранжевого (жёлто-красного) цвета, снаружи — бурого.

Краповый — в русском языке, оттенок красного, более тёмный и тусклый. Ранее краповое сукно было более дешёвым, чем красное сукно, и использовалось для изготовления ряда элементов военной формы одежды армейских нижних чинов Вооружённых сил России, имперского периода.

История

Ещё в конце XIX века марена культивировалась в очень значительных объёмах во Франции, Эльзасе, Голландии, Баварии, Бельгии, Кавказе и Леванте. Годовая стоимость производившегося маренного корня в одной только Франции оценивалась не менее, чем в 100 млн франков. На Кавказе существовали тоже очень значительные маренные плантации около Дербента и Шуши. Лучшими сортами считались левантский и авиньонский крапп: левантский крапп поступал в продажу в виде корня, под названием «лизари» или «ализари»; европейские сорта большей частью в молотом состоянии.

Марена упоминается Плинием и другими античными авторами. Была обнаружена, например, в качестве розового красителя на гипсе в египетской росписи усыпальницы греко-римского периода. В Голландию попала в XVI в. через Испанию, получившую марену от мавров. Кольбер внедрил марену в Авиньоне в 1666 году, Францен — в Эльзасе 1729 году, но заметное место этот краситель стал занимать только к 1760—1790 гг.

Для приготовления художественного пигмента (лака) к экстракту корня марены добавлялись квасцы и производилось осаждение с помощью щёлочи.

Культивирование марены прекратилось в последней четверти XIX в. после того, как немецкие химики Гребе и Либерман предложили способ получения ализарина в 1868 г.

Выращивание марены (по энциклопедии Брокгауз)

Марена разводится черенками или семенами и собирается обыкновенно не ранее 4—5 лет после посева. На благоприятной для её произрастания почве и в подходящих климатических условиях десятина дает до 200 пд. промытого корня. Выкопанные из земли корни просушиваются на солнце и в таком виде поступают в продажу.

Применение краппа

Употребление краппа как красильного вещества основывалось на содержании в нём пигментов: ализарина и пурпурина. Ализарин в краппе находится, однако, не в свободном состоянии, а в виде гликозида рубэритриновой кислоты, который при брожении или под влиянием кислот распадается на сахар и ализарин, по уравнению: C₂₆H₂₈O₁₄ + 2H₂O = C₁₄H₈O₄ + 2C₆H₁₂O₆.

Классические работы Грэбе и Либермана показали, что как ализарин, так и пурпурин представляют собой производные углеводорода антрацена: первый — диоксиантрахинон C₁₄H₆O₂(HO)₂, второй — триоксиантрахинон C₁₄H₅O₂(HO)₃. Эти работы послужили основанием обширной отрасли химической промышленности - производству искусственного ализарина, быстро вытеснившему из красильной практики крапп и крапповые препараты, крапп-экстракты. По исследованиям Розенштиля, пурпурин — другой пигмент марены — в краппе находится не в виде глюкозида, а в виде карбоновой кислоты, псевдопурпурина, которая при нагревании с водой распадается на пурпурин и углекислоту.

Кроме ализарина и пурпурина из краппа было выделено ещё два других вещества, стоящих в химическом отношении очень близко к ализарину: ксантопурпурин, изомер ализарина и мунжистин, по составу карбоновая кислота, стоящая к ализарину в том же отношении, как псевдопурпурин к пурпурину. Применение краппа в красильной практике основывалось именно на способности ализарина давать стойкие и яркие цветные лаки с различными металлическими окислами; так, с железом — фиолетового или чёрного цвета, с глиноземом — яркого красного и розового цвета, с оловянной протравой — огненно-красного цвета и т. п.

В особенности значительные количества краппа употреблялись в пурпуровом крашении для получения красного цвета, а также получения чёрного и коричневого цветов. С целью, по возможности, усилить красящую способность марены её толченый корень очень часто предварительно подвергался различной обработке, при чём получался уже препарированный крапп или так называемый крапп-экстракт. Такого рода предварительная обработка более или менее полно удаляла вредные для окрашивания примеси: смолы, кислоты, сахаристые и пектиновые вещества, и при окрашивании крапп-экстрактом всегда получался более живой и яркий оттенок цвета. Одним из наиболее распространенных крапповых препаратов был гарансин; в довольно значительных количествах употреблялось и гарансе. Крапповый цвет (fleur de garance) приготовлялся брожением промытого и молотого краппа; пинкоффин обработкой краппа в автоклаве перегретым паром; азаль представлял сырой ализарин, извлеченный из краппа древесным спиртом.

Уже в начале XX века крапп был практически полностью вытеснен из производства анилиновыми красителями, прежде всего ализарином. В настоящее время крапп в красильной промышленности не употребляется.

Литература

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Крапп

Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.