Кулаков, Теодор Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Теодор Сергеевич Кулаков
Дата рождения

18 марта 1900(1900-03-18)

Место рождения

село Рождественка, Грайворонский уезд, Курская губерния, Российская империя

Дата смерти

16 ноября 1943(1943-11-16) (43 года)

Место смерти

Керчь, Крымская АССР, РСФСР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19181943

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Гражданская война в России,
Великая Отечественная война

Награды и премии

Теодор Сергеевич Кулаков (18 марта 1900, с. Рождественка, Курская губерния — 16 ноября 1943, Керчь, Крымская АССР) — генерал-майор Рабоче-крестьянской Красной армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944).





Биография

Теодор Кулаков родился 18 марта 1900 года в селе Рождественка (ныне — Грайворонский район Белгородской области). После окончания начальной школы работал в типографии в Харькове. В феврале 1918 года Кулаков был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Участвовал в боях Гражданской войны. Окончил Ташкентскую объединённую военную школу и три курса Военной академии имени Фрунзе. С июня 1941 года — на фронтах Великой Отечественной войны[1].

С августа 1942 года Кулаков командовал 339-й стрелковой дивизией 56-й армии Северо-Кавказского фронта. В этом качестве он участвовал в битве за Кавказ, освобождении Новороссийска и прорыве «Голубой линии». Во время Керченско-Эльтигенской операции Кулаков успешно организовал переправу своей дивизии на побережье Керченского полуострова, захват, удержание и расширение плацдарма её частями. 16 ноября 1943 года Кулаков погиб в бою за Керчь. Похоронен на Всесвятском кладбище Краснодара[1].

Награды

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 года за «умелое руководство стрелковой дивизией, проявленные при этом решительность, мужество и героизм» генерал-майор Теодор Кулаков посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также был награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Кутузова 2-й степени и медалью[1][2].

Память

В честь Кулакова названа улица в посёлке Капканы[1].

Напишите отзыв о статье "Кулаков, Теодор Сергеевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6021 Кулаков, Теодор Сергеевич]. Сайт «Герои Страны».
  2. [www.podvignaroda.ru/filter/filterimage?path=VS/001/033-0793756-0026/00000055.jpg&id=150018288&id1=de6a85921306a33e328a0917960fc6dc Наградной лист] (рус.). Подвиг народа. Проверено 14 марта 2014.

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Герои-белгородцы. — 2-е изд. — Воронеж, 1972.
  • Ратная доблесть белгородцев. — Белгород, 1995.

Отрывок, характеризующий Кулаков, Теодор Сергеевич



6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.