Куракина, Наталья Ивановна
| Наталья Ивановна Куракина | |
 Художница Вижи-Лебрён, 1797 год | |
| Имя при рождении: |
Наталья Головина |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Супруг: | |
| Дети: |
сын и две дочери |
| Награды и премии: |
|
Княгиня Ната́лья Ива́новна Кура́кина (урождённая Головина; 16 августа 1766, Москва — 2 июля 1831, Санкт-Петербург) — супруга генерал-прокурора Алексея Борисовича Куракина, кавалерственная дама ордена Святой Екатерины меньшего креста (5.04.1797), статс-дама (1826); композитор и музыкант.
Содержание
Биография
Родилась в семье коллежского советника Ивана Сергеевича Головина и Екатерины Алексеевны Голицыной (1735—1802). Вместе со старшей сестрой Дарьей[1] получила домашние воспитание.
Умные и талантливые девицы Головины, и их подруга Маргарита Александровна Кошелёва[2], привлекали к себе цвет тогдашней петербургской молодежи. В доме Головиных собиралось избранное общество, любимым времяпрепровождением которого были музыка и литература. Одним их поклонников сестёр Головиных был молодой поэт Юрий Нелединский-Мелецкий.
Они задавали ему темы для стихов и просили переводить французских авторов. Большую часть песен и романсов Нелединский слагал экспромтом, тут же сочинялась музыка, и Наталья Ивановна исполняла их своим прекрасным голосом.
Замужество
15 февраля 1783 годы Наталья Ивановна вышла замуж за князя Алексея Борисовича Куракина. Брак был счастливым. Проведя несколько лет после замужества в Петербурге, в шумном обществе, где Наталья Ивановна была одним из лучших его украшений, она стала скучать в своём имении в Орловской губернии, куда от двора удалился её муж. Под предлогом поправки здоровья она уехала за границу на три года. В ходе путешествия объехала всю Европу. Также ещё дважды совершала подобные поездки: с 1822 по 1824 г.г. и в 1829—1830 годах.
От поездок остались её многочисленные дневники[3]. Написанные на французском языке, они живо обрисовывают талантливую и образованную женщину, до конца жизни сохранявшую редкий интерес ко всему окружающему. Во время поездок она встречалась и знакомилась со всеми знаменитыми, модными и известными людьми Европы. Она описывала политических деятелей: Меттерниха, Талейрана, Веллингтона; учёных и литераторов: Гумбольдта, Стендаля, Мериме, Эме-Мартена, художников и артистов, в том числе бывших её друзьями Вижи-Лебрён и певицу Каталани. В её дневниках встречаются описания не только талантливых и известных, но и посредственностей: академика Боффо, романисток де Баур и Софии Гэ. Художница Виже-Лебрён, состоявшая с Куракиной в переписке, писала о ней[4]:
|
Добрая и очаровательная княгиня Куракина... Хотя бы дважды поговорив с нею, невозможно было не полюбить её. Ум, сама натура и добрый нрав её имели в себе нечто невыразимо простодушное, и я называла княгиню семилетним ребенком; она покоряла сердца, и я сохраняю память о ней отнюдь не только из-за одних нежных чувств к ней. | 
|
Куракина с молодости была поклонницей Дидро и до кончины была окружена иностранцами. Была знакома с Россини и Сальери, покровительствовала Листу, бывала у Тальен и Рекамье.
Главной её страстью были театры, где она бывала почти каждый день. Весьма одарённая от природы, Наталья Ивановна прекрасно играла на арфе, пела, сочиняла романсы на стихи русских, французских и итальянских поэтов. Она оставила около 50 романсов, исполнявшихся на протяжении всего XIX века. О её музыкальных вечерах в Петербурге упоминается в переписке братьев Булгаковых. Слушатели восхищались её игрой и чудным контр-альтом. Поэт Дмитриев, называя Куракину «соперницей Эраты» так обращался к ней:
Я лиру положу Куракиной к ногам
И буду сам внимать в безмолвном восхищеньи…
Её артистическая репутация была столь известна, что Александр I посылал ей на рассмотрение проекты памятника Минину и Пожарскому. Смерть мужа в декабре 1829 году ускорила её возвращение из Парижа, а полтора года спустя Наталья Ивановна Куракина скончалась от холеры. Была похоронена рядом с мужем в селе Куракино.
Семья
У четы Куракиных было трое детей[5]:
- Борис Алексеевич (1783—1850), крестник императрицы Екатерины II; камергер и сенатор, с 1808 года был женат на княжне Елизавете Борисовне Голицыной (1790—1871), дочери генерал-лейтенанта Б. А. Голицына.
- Елена Алексеевна (1787—1869), так же, как и мать, музыкантша и певица; была сначала невестой князя Дмитрия Михайловича Волконского (1770—1835), позднее сенатора, но брак не состоялся, и она вышла замуж за графа Николая Ивановича Зотова (1782—1849). Их младшая дочь Елизавета (1808—1872), фрейлина и статс-дама, была замужем за князем А. И. Чернышёвым.
- Александра Алексеевна (1788—1819), с 1807 года была замужем за Николаем Сергеевичем Салтыковым (1786—1849), но через два года, оставила его ради полковника Петра Александровича Чичерина (1778—1848). Он увез её от мужа и не получив развода, женился на ней. Эта история наделала в свете много шума. Князь А. Б. Куракин, до самой своей смерти больше ни разу не упомянул имени своей племянницы. Дети Чичериных, 4 сына и 2 дочери, получили права законных детей по Высочайшему указу в декабре 1819 года, уже после кончины их матери. Она умерла в мае 1819 года и была похоронена в Сергиевой пустыни, близ Петербурга.
- Alexey Borisovich Kurakin Vigée-Lebrun.jpg
Алексей Борисович,
муж - B.A. Kurakin by Riesener.JPG
Борис Алексеевич,
сын - Elisabeth Kurakina by Alexander Varnek.jpg
Елизавета Борисовна, невестка - Kurakina E.A.jpg
Елена Алексеевна,
дочь - Vladimir Loukitch BOROVIKOVSKIIKourakine.jpg
Елена и Александра, дочери - Chicherin1.JPG
Пётр Чичерин,
зять
Напишите отзыв о статье "Куракина, Наталья Ивановна"
Примечания
- ↑ Дарья Ивановна Головина была замужем за Семёном Фёдоровичем Уваровым (1743—1788), их сын министр народного просвещения граф Сергей Семёнович Уваров (1786—1855), получил начальное образование в семье Куракиных.
- ↑ Маргарита Александровна Кошелёва (1762—1820), младшая сестра дипломата Р. А. Кошелева; была замужем за А. А. Волковым.
- ↑ Ф. А. Куракин. Девятнадцатый век. Т.1.-М., 1903.
- ↑ Воспоминания г-жи Виже-Лебрен о пребывании её в Санкт-Петербурге и Москве 1795—1801/Пер. с франц.: Искусство.- СПБ,2004.- 298с.
- ↑ Петров П.Н. История родов русского дворянства.Князья Куракины // История российской геральдики. — М: Эксмо, 2010. — С. 479. — 576 с. — (Российская императорская библиотека). — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-33485-8.
Литература
- Русские портреты XVIII—XIX столетий. Изд. Вел. Кн. Николая Михайловича. СПб. 1906. Т. I вып IV. № 147.
Отрывок, характеризующий Куракина, Наталья Ивановна
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
