Ларионов, Алексей Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Николаевич Ларионов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Первый секретарь Рязанского областного комитета ВКП(б)
18 ноября 1948 — 22 сентября 1960
Предшественник: Малов Сергей Иванович
Преемник: Гришин Константин Николаевич
Первый секретарь Ярославского областного комитета ВКП(б)
11 июля 1942 — 26 августа 1946
Предшественник: Канунников Михаил Яковлевич
Преемник: Турко Иосиф Михайлович
 
Рождение: 6 (19) августа 1907(1907-08-19)
дер. Грибановская, Онежский уезд, Архангельская губерния, Российская империя
Смерть: 22 сентября 1960(1960-09-22) (53 года)
Рязань, РСФСР, СССР
Место погребения: Скорбященское кладбище, Рязань
Партия: ВКП(б)/КПСС (с 1927)
Образование: Институт красной профессуры
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Алексе́й Никола́евич Ларио́нов (1907—1960) — советский государственный и партийный работник. Первый секретарь Ярославского (1942—1946), затем Рязанского обкома КПСС (1948—1960). Главный фигурант аферы, известной как «Рязанское чудо».





Биография

Родился 6 (19) августа 1907 года в деревне Грибановская Онежского уезда Архангельской губернии (ныне Онежского района Архангельской области) в крестьянской семье. С детства занимался сельским трудом. Окончил сельскую школу. С 17 лет на комсомольской работе, в 1925—1929 годах на руководящей работе в Онежском укоме ВЛКСМ. После службы в РККА — на партийной работе. В 1938 году окончил историко-партийное отделение ленинградского Института красной профессуры, после чего направлен в Ярославскую область[1].

В 1938—1940 годах — третий, в 1940—1942 годах — второй, в 1942—1946 годах — первый секретарь Ярославского обкома и горкома ВКП(б)[2]. В 1941—42 годах руководил политотделом Управления оборонительных работ в Ярославской области[3]. В 1942—44 годах по должности был председателем Ярославского городского комитета обороны. В условиях военного времени Ярославская область смогла организовать бесперебойное снабжение фронта боеприпасами и продовольствием. Предприятия области, восстановившись после частичной эвакуации конца 1941 года, успешно выполняли задания ГКО по выпуску оборонной продукции. Продовольственный вопрос в области был решён путём увеличения и расширения подсобных хозяйств предприятий, организаций и учреждений и индивидуальных и коллективных огородов. Несмотря на трудности, Ярославль оставался культурным и образовательным центром: продолжали работу различные учреждения культуры, выходили газеты и радиопередачи, было открыто три новых вуза, была построена набережная Которосли[1].

В 1946—1948 годах заведующий Отделом кадров партийных органов Управления кадров ЦК ВКП(б)[2].

В ноябре 1948 года стал первым секретарём Рязанского обкома КПСС[2].

Член ЦК КПСС (14.10.1952 — 22.9.1960 гг.). Делегат XIX, XX и ХХI (внеочередного) съездов КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 2 и 3 созывов[2].

В 1959 году Ларионов путём приписок и махинаций в три раза «перевыполнил» план области по производству мяса и молока. На фоне общего кризиса сельского хозяйства и острого дефицита продовольствия в СССР этот случай стал известен как «Рязанское чудо». Ларионову было присвоено звание Героя Социалистического Труда. В следующем году обман был разоблачён, после чего Ларионов покончил с собой. Похоронен на Скорбященском кладбище города Рязани[4].

А. Н. Ларионов послужил прототипом Кнорозова, первого секретаря обкома КПСС из рассказа А. И. Солженицына «Для пользы дела», Артамонова, персонажа романа В. А. Кочетова «Секретарь обкома» и Буянова, персонажа романа Н. Е. Шундика «В стране синеокой».

Оценки деятельности

Н. Н. Чумакова, в прошлом секретарь рязанского обкома Комсомола, впоследствии вспоминала, что несмотря на свои методы хозяйствования, Ларионов на посту Первого секретаря Рязанского обкома КПСС внёс большой вклад в развитие Рязанской области:[5]

Начал город благоустраивать — скверы, набережную сделал, заложил лесопарк, где была свалка, реставрировал Кремль, построил драматический театр, Дом политического просвещения, газифицировал город, реконструировал центральную площадь города, построил автомобильные дороги. При нем Рязань из города, еле-еле себя уважающего, превратилась в культурно-промышленный центр. Ларионов вдохнул жизнь в старую провинциальную Рязань.

Награды

Память

27 декабря 2007 года в Рязани на фасаде дома № 29[6] по улице Свободы, в котором в 1948—1960 годах жил А. Н. Ларионов, в память о нём торжественно открыта мемориальная доска.

Напишите отзыв о статье "Ларионов, Алексей Николаевич"

Примечания

  1. 1 2 Ларионов Алексей Николаевич // Ярославская область в годы Великой Отечественной войны. Научно-популярное справочное издание / Управление по делам архивов Правительства Ярославской области, Государственный архив Ярославской области; сост. Г. Казаринова, О. Кузнецова. — Ярославль: Индиго, 2010. — С. 128—129. — 400 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-91722-028-4.
  2. 1 2 3 4 [www.knowbysight.info/LLL/06076.asp Ларионов Алексей Николаевич]. Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991
  3. Книга памяти / Сост. В. А. Смирнов, Н. К. Калашников и др. — Ярославль: Рабочая группа редколлегии, 1994. — Т. 1: Поименный список. — 664 с. — С. 19. — 1000 экз. — ISBN 5-86008-008-5
  4. Соколов А. К., Тяжельников В. С. [window.edu.ru/window_catalog/files/r42219/glava3_3.htm КУРС СОВЕТСКОЙ ИСТОРИИ 1941—1991]
  5. Млечин Л. М. Железный Шурик. — М.: Яуза, 2004. — С.326. — 496 с. — (Особая папка) — Тираж 4 тыс. экз. — ISBN 5-966-07638-7
  6. 2012-08-19 23:59:00 Tverdyi_znak Tverdyi_znak 2012-08-19 23:59:00 Tverdyi_znakwrote. [tverdyi-znak.livejournal.com/1039244.html Алексей Ларионов: виновник или жертва?]. Проверено 20 июля 2016.

Литература

  • Агарев А. В. Трагическая авантюра: Сельское хозяйство Рязанской области 1950—1960 гг.: А. Н. Ларионов, Н. С. Хрущев и др.: Документы, события, факты. — Рязань: Русское слово (Рязоблтипография), 2005. — 192 с. — 1000 экз. ISBN 5-89877-092-5

Ссылки

  •  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9927 Ларионов, Алексей Николаевич]. Сайт «Герои Страны».
  • [video.google.com/videoplay?docid=5395769001516119034# 1960 год. Секретарь обкома (Ларионов А. Н.). Исторические хроники с Николаем Сванидзе]

Отрывок, характеризующий Ларионов, Алексей Николаевич

– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.