Леонов, Лев Иванович

Леон Леонов
Основная информация
Дата рождения	1813(1813)
Страна	Российская империя Российская империя
Профессии	оперный певец
Певческий голос	тенор

Лев (Леон) Иванович Леонов (настоящая фамилия Шарпантье), (1813 (в некоторых источниках 1815), Петербург — около 1872) — русский оперный певец (тенор) и педагог. Сын пианиста и композитора Джона Филда и французской оперной певицы Шарпантье.

Биография

Музыке обучался у отца, был принят на Императорскую сцену. Дебютировал в 1833 г. в Большом Каменном театре в роли графа Альмавивы в «Севильском цирюльнике» Россини. Выступал в театрах: Петербургский Большой театр, Александринский театр, Театр-цирк; Мариинский театр; московский Большой театр (конец 1840-х гг.), а также гастролировал с оперными труппами в российских городах.

Жена (c 1836 года) — оперная певица Мария Карловна Леонова, с которой вместе неоднократно выходил на сцену в операх и концертах.

В 1860-х гг. жил в Новочеркасске, где преподавал пение. Среди его учеников — А. Панаева-Карцева.

Творчество

9 декабря 1836 года стал первым исполнителем партии Собинина в «Жизни за царя» в Петербургском Большом театре, причем композитор Михаил Иванович Глинка сам готовил все роли с каждым актёром. Дирижировал премьерой Катерино Кавос.

9 декабря 1842 года там же состоялась премьера другой оперы Глинки «Руслан и Людмила», где тоже под руководством М. Глинки певец готовил партию Финна. Вот как отзывался о спектакле Ф. Кони: «Лучше всех в опере „Руслан и Людмила“ Леонов. С какой силой, влечением и глубоким чувством поет он балладу» (цитируется по: [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=76442 Большая биографическая энциклопедия]).

Журнал «Театрал» (СПб., 1853. С. 40—41) писал о нём: «Актер с чувством и увлечением; он с равным успехом пел партии итальянских, немецких и французских опер и сочинения русских композиторов». (цитируется по: [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=76442 Большая биографическая энциклопедия]).

Исполнял партии: Собинин в опере «Иван Сусанин» Глинки (первый исполнитель); Финн в опере «Руслан и Людмила» Глинки (первый исполнитель); Торопка («Аскольдова могила» Верстовского, первый исполнитель — СПб., 1842; до того исполнял Бантышев в Большом театре в Москве); Прохожий («Параша-Сибирячка»); Алексей Петрович («Ольга, дочь изгнанника»); Феб («Эсмеральда» А. Даргомыжского); Гульбранд («Ундина»); Дженнаро («Лукреция Борджиа»); Оливье д’Антраг («Мушкетеры королевы»); Скопетто («Сирена»); Тверской («Куликовская битва»); Фомка-дурачок («Фомка-дурачок»); Тарабар (в комической опере «Днепровская русалка» Катерино Кавоса, Фердинанда Кауэра и Степана Давыдова); Алкад («Чародей»); Неморино («Любовный напиток») и ещё очень мн.др.

Исполнитель сольных партий в ораториях «Торжество Евангелия» И. Эльснера (1-й исполнитель, 27 марта 1840) и «Петр Великий» И. Фукса, в оде-симфонии «Христофор Колумб, или Открытие Нового света» Ф. Давида (1-й исполнитель в России, 26 марта 1848).

Ссылки

• Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — 1-е изд.. — М.: Советский композитор, 1991. — Т. 1. — С. 278.
• [www.rulex.ru/01120239.htm Леонов (Шарпантье)]
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=76442 Биография.ру]

Отрывок, характеризующий Леонов, Лев Иванович

После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.