Лопушинский, Вацлав Иванович

Вацлав Иванович Лопушинский
Łopuszyński, Wacław Marian
Место рождения:	Тыкоцин Царство Польское Российская империя
Место смерти:	Мурована-Гослина Польская республика
Научная сфера:	локомотивостроение
Место работы:	Железные дороги Российской империи
Альма-матер:	Санкт-Петербургский институт инженеров путей сообщения
Известен как:	конструктор паровозов О, Ш, Л, Ц и др.

Лопуши́нский Ва́цлав Ива́нович (польск. Łopuszyński, Wacław Marian) (26 июля (14 июля) 1856 г., Тыкоцин, Царство Польское, Российская империя — 16 февраля 1929 г., Мурована-Гослина, Польская республика) — российский инженер путей сообщения, конструктор паровозов, создатель передовых для своего времени серий Ш, Э, Лп.

Биография

Родился в г. Тыкоцин Ломжинской губернии Царства Польского в семье судебного чиновника.
После окончания Ломжинской классической гимназии в 1873 году, поступил в Санкт-Петербургский институт инженеров путей сообщения.

В 1878 году окончил Санкт-Петербургский институт инженеров путей сообщения, после чего работал в техническом отделе Главного общества железных дорог, затем перешёл на должность помощника начальника паровозного депо Пенза Моршанско-Сызранской железной дороги.
Был активным участником Совещательных Съездов инженеров тяги Российских железных дорог.
С 1880 по 1883 гг. работал в службе тяги Фастовской железной дороги.
С 1883 по 1886 гг. - на Либаво-Роменской железной дороге.
Позже работал старшим инженером по надзору за изготовлением подвижного состава для строящейся Рязанско-Уральской железной дороги. На этой должности ознакомился с проектированием и производством паровозов на Брянском и Коломенском паровозостроительных заводах.
С 1895 года - заведующий техническим бюро службы тяги Владикавказской железной дороги, затем был назначен первым заместителем начальника службы тяги этой дороги.
Во время Гражданской войны в России вместе с отступающей армией А. И. Деникина эмигрировал за границу.
С 1920 года жил в Польше. Работал в Министерстве путей сообщения Польской республики, в 1922 году назначен председателем комиссии по проектированию и постройке паровозов Министерства. Приглашался на работу на машиностроительный завод Цегельского в Хшануве.

Конструкторская деятельность

С 1890 по 1915 год принимал участие в создании ряда серий товарных и пассажирских паровозов: Ч^К (до 1912 года  — К), ставшего прототипом знаменитой серии О, А^Д (до 1912 года — П), Д^Ж (до 1912 года — Б_П), Ц (до 1912 года — М), Ш, послужившего прототипом для локомотива серии Щ.
При участии М. Е. Правосудовича создал самый массовый в истории мирового паровозостроения паровоз серии Э.
В 1914 году им разработан проект мощного скоростного пассажирского паровоза, названного в его честь Л (после 1947 года — Л^п).
В 1923 году в Польше разработал проект паровоза Ty23, лучшего грузового паровоза польских железных дорог довоенного периода (построено 606 единиц).

Память

• Паровоз Л — пассажирский паровоз типа 2-3-1, получивший обозначение серии в честь Лопушинского.

Ссылки

• Раков В.А. Паровозы серии О // Локомотивы отечественных железных дорог 1845-1955. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Москва: «Транспорт», 1995. — С. 140-153. — ISBN 5-277-00821-7.
• Большая Советская Энциклопедия. — 2-е изд. — Москва, 1954.. — Т. 25. Лесничий — Магнит. — 632 с.

Отрывок, характеризующий Лопушинский, Вацлав Иванович

Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.