Луйк, Клиффорд

Клиффорд Луйк
Clifford Luyk
Клиффорд Луйк в 1973 году
Позиция:	центровой
Рост:	202 см
Гражданство:	США США/Испания Испания
Место рождения:	Сиракьюс,
Колледж:	Флоридский университет
Драфт НБА:	27, 1962, Нью-Йорк Никс
Команды Реал (Мадрид) (1962—1978) Тренировал команды Атлетико (Мадрид-Вильяльба) (1990—1991) Мурсия (1991—1992) Реал (Мадрид) (1992—1994) Личные награды и достижения Тренер года Испании (1992/1993) 50 человек, внёсших наибольший вклад в развитие Евролиги (2008) Медали Чемпионат Европы Серебро Испания 1973 Сборная Испании

Клиффорд Луйк-Дьем (англ. Clifford Luyk Diem; род. 28 июня 1941, Сиракьюс, США) — американский и испанский баскетболист и баскетбольный тренер. Как игрок — 14-кратный чемпион Испании и 10-кратный обладатель Кубка Испании, 6-кратный обладатель Кубка европейских чемпионов и 3-кратный обладатель Межконтинентального кубка с клубом «Реал» (Мадрид), серебряный призёр чемпионата Европы 1973 года в составе сборной Испании. Как тренер — двукратный чемпион Испании, обладатель Кубка Испании и Кубка обладателей Кубков с клубом «Реал» (Мадрид). Включён в число 50 человек, внёсших наибольший вклад в развитие Евролиги (2008).

Биография

Клиффорд Луйк, родившийся в 1941 году в Сиракьюсе (штат Нью-Йорк), в детстве увлекался несколькими видами спорта, в особенности бейсболом, и остановил свой выбор на баскетболе только к 12 годам. К моменту окончания школы он зарекомендовал себя как перспективный игрок и получил предложения от ведущих университетских команд. Луйк выбрал Флоридский университет, в команде которого и играл с 1959 по 1962 год.

В 1962 году Луйк был выбран на драфте НБА под общим 27-м номером клубом «Нью-Йорк Никс» и принял участие в нескольких предсезонных играх этой команды. На одной из этих игр, против «Бостон Селтикс», он забросил за последние три минуты матча восемь очков. В этой игре на не особо высокого (202 см), но крепкого центрового с практически идеальной техникой и отличной нацеленностью на кольцо обратил внимание тренер мадридского «Реала» Педро Феррандис, искавший в Америке игроков для усиления своего клуба. В итоге, так и не сыграв в НБА, Луйк отправился в Испанию, где провёл в составе «Реала» 16 сезонов. Вместе с ним в Мадриде оказался ещё один американский центровой Боб Берджесс.

Играя за «Реал», Луйк стал одной из главных звёзд как этой команды, так и европейского баскетбола в целом. За 16 лет он 14 раз выигрывал с «Реалом» чемпионат Испании и десять раз — Кубок Испании. Уже в первом своём сезоне в «Реале» Луйк стал финалистом Кубка европейских чемпионов. Для определения обладателя этого трофея пришлось провести не две, а три игры, поскольку первые два матча между «Реалом» и московским ЦСКА закончились суммарной ничьей. Московские армейцы выиграли решающий матч, и испанцам пришлось ждать до следующего года, когда в отсутствие ЦСКА они наконец завоевали первый в своей истории Кубок чемпионов, обыграв в финале «Спартак» из Брно. Ещё через год мадридская команда снова встретилась с ЦСКА в финале и, проиграв семь очков в гостях, дома добилась вдвое большего отрыва. В этом победном матче Луйк набрал 16 очков — второй результат в команде после Эмилиано Родригеса.

В 1965 году руководство испанской лиги приняло решение отказаться от участия иностранных легионеров. К этому моменту, однако, Луйк уже настолько прижился в Испании, что обратился к президенту «Реала» Раймундо Сапорте с просьбой посодействовать в получении испанского гражданства. Уже в следующем году на неофициальном чемпионате мира в Чили он впервые вышел на площадку в форме сборной Испании. После этого он провёл за испанскую сборную 150 игр, в последний раз — на предолимпийском отборочном турнире 1976 года. Наиболее успешным для команды за эти годы стал чемпионат Европы 1973 года, принесший ей серебряные медали. На этом турнире Луйк выступил достаточно скромно, набирая в среднем за игру 9,3 очка, но в предшествующие годы его вклад был существенно выше: 20,2 очка за игру на Олимпийских играх в Мехико, 17,9 очка на чемпионате Европы 1969 года, 17,6 очка на чемпионате Европы 1971 года и 16 очков на Олимпиаде в Мюнхене.

В составе «Реала» Луйк до конца карьеры ещё четыре раза завоёвывал Кубок Европейских чемпионов, каждый раз внося существенный вклад в результат финала — в 1967 году (17 очков), 1968 году (24), 1969 году (20) и 1974 году (14). В 1978 году, когда «Реал» завоевал свой седьмой титул, Луйк уже не вышел на площадку в финале, но по ходу сезона провёл несколько игр. Он также трижды становился с клубом обладателем Межконтинентального кубка.

Как игрок Луйк был агрессивен на площадке и охотно вступал в контактную борьбу даже с более высокими и мощными соперниками, зная, что его техника и скорость дают ему преимущество. Он обладал отличным чутьём на отскок мяча от щита и одним из лучших в Европе броском крюком. Ещё одним важным достоинством игры Луйка была его стабильность: даже в играх, где он не набирал много очков, ему удавалось это компенсировать большим числом подборов или вынудить соперников больше нарушать на нём правила. После товарищеских игр против клуба НБА «Цинциннати Роялз» и команды АБА «Индиана Пэйсерс» в 1968 году (во второй из которых Луйк набрал 26 очков) его стали приглашать в клубы НБА и АБА, но он предпочёл остаться в Испании, где обзавёлся семьёй. Его женой стала королева красоты Испании 1966 года Пакита Торрес.

После завершения игровой карьеры Луйк стал тренером. С 1978 по 1983 год он работал с молодёжными командами «Реала», по два раза выиграв юношеский и молодёжный чемпионаты Испании. В 1983 году Луйк был назначен помощником главного тренера основной команды «Реала» Лоло Сайнса, под руководством которого проработал шесть сезонов. Ещё один сезон в «Реале» он провёл с главным тренером Джорджем Карлом, после чего покинул команду, чтобы возглавить клуб «Атлетико» (Мадрид-Вильяльба). С этой командой Луйк проработал один сезон и столько же провёл в клубе «Мурсия», прежде чем вернуться в столичный «Реал» уже в качестве главного тренера. На этом посту он оставался два года, завоевав с «Реалом» два чемпионских титула, один Кубок Испании, а также Кубок обладателей Кубков в 1992 году. В сезоне 1992/1993 Луйк был признан лучшим тренером чемпионата Испании, а в Европейской лиге — турнире, пришедшем на смену Кубку чемпионов — «Реал» под его руководством дошёл до финальной четвёрки, где уступил будущему обладателю трофея — «Лиможу». В 1994 году он был назначен техническим директором клуба, а с 2009 года является его техническим консультантом.

В 2008 году имя Клиффорда Луйка было включено в список 50 человек, внёсших наибольший вклад в развитие Евролиги.

Ссылки

• [www.fibaeurope.com/compID_qMRZdYCZI6EoANOrUf9le2.season_1975.roundID_2255.playerID_63962.teamID_362.html Статистика]  (англ.) на сайте ФИБА Европа

Отрывок, характеризующий Луйк, Клиффорд

«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.